Станислав Грибанов - Василий Сталин. Письма из зоны

— Летчик от Бога… — произнес тогда кто-то из военачальников, и это, пожалуй, только и позволительно было сказать во время работы генерала Захарова в берлинском небе.

Когда пилотаж комкора, казалось, закончился — его самолет боевым разворотом удалился от трибун, — диктор торопливо объявил:

— Внимание, внимание! Дамы и господа, товарищи! Генерал Захаров пилотажную зону еще не покинул… — И тут, действительно, все увидели, как превратившаяся было в точку боевая машину ринулась вниз, затем вышла из пикирования и, прижимаясь к земле, стала на глазах расти. Летчик снизился до того, что его машина летела уже на высоте трибун. Потом, резко перевернулась кабиной вниз и так продолжала снижение.

Тревожно было видеть человека, повисшего на ремнях, когда под ним от ревущего мотора никла трава. Но вот в какое-то точно рассчитанное мгновение нос самолета чуть приподнялся, и тогда мощный залп бортового оружия истребителя оглушил все окрест. Трассирующие очереди снарядов ушли под углом вверх — в облака…

После импровизированного воздушного парада командование Группы советских оккупационных войск в Германии пригласило гостей на товарищеский ужин. Были приглашены конечно и Захаров с Савицким. На всю жизнь запомнится Георгию Нефедовичу высокая оценка его летного мастерства, которую дал в тот вечер маршал Жуков.

— Один брал нахрапом, а другой, — культурой, — как бы между прочим заметил он и пожал руку генералу Захарову. А член Военного совета Телегин по-солдатски просто обнял его и предложил гостям тост:

— За русского летчика! За нашего богатыря!..

Однако парады на аэродромах не часто. А будни военного летчика и без войны — постоянная готовность к бою, преодоление стихии, себя… Помню безмятежное напутствие моего аэроклубовского инструктора перед первым самостоятельным полетом: «Жить захочешь — сядешь!»

Не всегда это получалось. Уж по какому случаю — не столь важно, но, как свидетельствовал нарком иностранных дел В. М. Молотов, в дни Потсдамской конференции к Иосифу Виссарионовичу Сталину пришли летчики. «Два-три человека, — рассказывал Вячеслав Михайлович. — Сталин поинтересовался: «Ну как у вас дела?» — «Да вот, — они без особой хитрости говорят, — начались катастрофы.» — «Как катастрофы? Расследовать!» И расследовали. Оказывается, Шахурин договорился с Новиковым. И того, и другого посадили — и наркома, и героя этого, Новикова».

Итак, спустя два месяца после войны, в Потсдаме произошла та беседа Сталина с пилотами. А за два месяца до ее начала в Москве, на одном из военных советов тоже шла речь о катастрофах и высокой аварийности в авиации. Адмирал флота Советского Союза И. С. Исаков вспоминал по этому поводу: «Аварийность была большая… Давались то те, то другие объяснения аварийности, пока не дошла очередь до командовавшего тогда военно-воздушными силами Рычагова. Он был, кажется, генерал-лейтенантом, вообще был молод, а уж выглядел совершенным мальчишкой по внешности. И вот когда до него дошла очередь, он вдруг сказал: «Аварийность и будет большая, потому что вы заставляете нас летать на гробах…»

Это Павел Рычагов сказал Сталину. Сталин, как обычно, ходил вдоль стола, курил трубку и слушал, что говорят выступавшие. Но тут он остановился. Наступила гробовая тишина.

«Скажу свое мнение. Говорить это в такой форме на Военном совете не следовало, — делился воспоминаниями с поэтом Симоновым адмирал флота. — Сталин много усилий отдавал авиации, много ею занимался и разбирался в связанных с нею вопросах довольно основательно, во всяком случае, куда более основательно, чем большинство людей, возглавлявших в то время Наркомат обороны. Он гораздо лучше знал авиацию. Несомненно, эта реплика Рычагова в такой форме прозвучала для него личным оскорблением, и это все понимали.

Сталин остановился и молчал. Все ждали, что будет.

Он постоял, потом пошел мимо стола, в том же направлении, в каком и шел. Дошел до конца, повернулся, прошел всю комнату назад в полной тишине, снова повернулся и, вынув трубку изо рта, сказал медленно и тихо, не повышая голоса:

— Вы не должны были так сказать!

И пошел опять. Опять дошел до конца, повернулся снова, прошел всю комнату, опять повернулся и остановился почти на том же самом месте, что и в первый раз, снова сказал тем же низким спокойным голосом:

— Вы не должны были так сказать, — и, сделав крошечную паузу, добавил: — Заседание закрывается.

И первым вышел из комнаты».

30-летний командующий явно погорячился. То, что Сталин много усилий отдавал авиации и разбирался в ней основательно — да только ли в ней! — подтверждали и заместитель наркома авиационной промышленности авиаконструктор А. С. Яковлев, и нарком вооружения Б. Л. Ванников.

«Я помню, как в период испытаний новых самолетов ежедневно в 12 часов ночи готовилась сводка для Сталина о результатах испытательных полетов», — писал Александр Сергеевич. Об отношении Сталина к авиационной промышленности нарком Ванников также свидетельствовал, что занимался ею Сталин повседневно, что руководивший тогда этой отраслью Шахурин «бывал у него чаще всех других наркомов, можно сказать, почти каждый день».

Нет, не прав был Павел Рычагов, так, в запальчивости, бросив горькие для Сталина слова обвинения: «Вы заставляете нас летать на гробах!» Напротив, за те «гробы» Сталин снял с должности наркома авиационной промышленности Михаила Кагановича, родного брата Лазаря, и поставил на его место Шахурина. А с августа 1940-го — в интересах дела! — именно Рычагова назначил командовать Военно-Воздушными Силами.

«Сталин изучал ежедневные сводки выпуска самолетов и авиационных двигателей, требуя объяснений и принятия мер в каждом случае отклонения от графика, подробно разбирал вопросы, связанные с созданием новых самолетов и развитием авиационной промышленности», — вспоминал нарком вооружения.

А «гробов», если верить цифрам, именно при Рычагове заметно прибавилось. Так, в 1939 году — с 1 января по 15 мая — в авиационных катастрофах погибло 70 человек, а за неполный квартал 1941-го в два раза больше — 141 человек! Это без войны. Просто так. Земля шибко твердая…

Может, не случайно 12 апреля 1941-го нарком обороны С. К. Тимошенко и начальник Генштаба Г. К. Жуков и написали по этому поводу такой вот приказ: «Главный Военный Совет Красной Армии, разобрав вопрос об авариях и катастрофах в авиации Красной Армии, установил, что аварии не только не уменьшаются, но все более увеличиваются из-за расхлябанности летного и командного состава авиации, ведущей к нарушениям элементарных правил летной службы. Из-за расхлябанности ежедневно при авариях и катастрофах в среднем гибнут 2–3 самолета, что составляет в год 600–900 самолетов».