Станислав Грибанов - Василий Сталин. Письма из зоны

Вот о Сталине-то летчик Степа не слишком высокого мнения. Сын военного штурмана Иншакова, заметив, что свои мемуары генерал Микоян сначала издал в Англии, а потом уже на родине, разбирает содержание русского текста:

«Теперь собственно по поводу книги, — пишет он. — Большей частью текст содержит воспоминания об отце — Анастасе Микояне, о родственниках, знакомых, ну и так далее1. Много уделено внимания репрессиям 30-х годов, самый авторитетный источник — книга Конквеста «Большой террор» и семейные предания о «невинно пострадавших». Про катынское дело, естественно, сказано, что это НКВД казнил невинных поляков (про немецкое оружие, которым поляки были расстреляны, Микоян не упоминает). Хрущев — великий военный стратег (при этом ссылки на американского журналиста Д. Гунтера). Сталин — злодей и антисемит, папа — верный (пока Никиту не сняли) хрущевец, разоблачитель коварного Сталина».

Воспоминания о былом генерал С. Микоян завершает эпизодом поездки в Штаты. Признаюсь, «событие» это чем-то напомнило мне присягу Сергея Хрущева, когда он с чувством глубокого восторга выступал перед журналистами — стал американцем!

Так вот и финальный аккорд воспоминаний генерала С. Микояна. «В 1997 году произошло неожиданное и приятное событие в моей жизни, — сообщает он. — Летчик-испытатель авиабазы ВВС США «Эдвардс» полковник Терри Томени, с которым мы познакомились годом раньше на приеме делегации с этой базы в моем родном ГНИКИ ВВС в Чкаловской, сообщил мне, что я избран почетным членом Общества летчиков-испытателей-экспериментаторов…»

Генеральный конструктор «мигов» Артем Микоян, дядька Степана, как-то сказал по поводу одного нашего испытателя: «Больше нет такого летчика. И долго не будет»… Это об Александре Васильевиче Федотове, выдающемся покорителе неба, на счету которого было 18 мировых рекордов, в том числе 3 абсолютных. Пилоты понимают, что значит одолеть высоту в 37 650 метров на серийном истребителе. Это за нее русского летчика чествовали в Канаде и вручили там Золотую авиационную медаль — такой наградой отметили только Юрия Гагарина да еще двух-трех авиаторов. Золотая звезда Героя Советского Союза, Ленинская премия, звание заслуженного летчика-испытателя СССР — все-то заслужил мой добрый товарищ Саша Федотов. Трудно было даже придумать, как еще оценить поистине мужество этого сильного человека — сына простого автоматчика, павшего в годы войны смертью храбрых. Сашу Федотова — почти сразу! — с капитана запаса произвели в генералы. Но в одном из полетов летчик был отобран небом. Остались его «миги», вот уже больше 30 лет никем неодолимые мировые рекорды скорости, высоты полета и память в сердцах людей о верном сыне Отечества…

Штатовские-то экспериментаторы в сравнении с Федотовым — это как «семь-сорок» или два прихлопа-три притопа в сравнении с балетом «Лебединое озеро»! Да, скажу откровенно, знаки и наших-то заслуженных летчиков-испытателей на деле ох, как разнятся. Чем занимались, например, летуны ГК НИИ ВВС, в том числе С. Микоян? Отрабатывали, например, на серийных самолетах стрелково-пушечное, ракетное вооружение или там радиолокационные системы перехватов. Так наша эскадрилья — это в исследовательском истребительном авиаполку Липецкого Центра — первыми выполняли пуски ракет ночью и описывали все те чудеса «светомузыки», а уж только потом за дело принимались корифеи из ГК НИИ. Им за это хорошие бабки платили, а нам — по должности — светила лишь одна дополнительная звездочка на погонах.

Так вот, значит, Степа в Америке. Привезли его на ту базу под названием «Эдвардс», показали музей, устроили встречу с газетчиками. Затем была сессия Общества экспериментаторов и банкет. Гостю там вручили диплом, подтверждающий, что и он стал членом того Общества, даже почетным. И генерал пишет: «Это были дни, которые навсегда останутся в моей памяти: дни знакомства с США, где довелось побывать впервые, и встречи со многими интересными людьми из другого мира, особенно летчиками-испытателями».

Что это за мир — миру известно. Корейская война, Вьетнам, Египет, Ирак, Афганистан, Югославия, снова Ирак… А ни о чем не говорят названия: 1-й Прибалтийский фронт, 2-й Украинский, горные стрелки операции «Эдельвейс»?..

Степан Анастасович Микоян, сын сталинского наркома, генерал, получил документ от профсоюзной организации американских летчиков-экспериментаторов и вот как заканчивает свои воспоминания: «О таком венце моей летной жизни можно было только мечтать»… Трогательно, ничего не скажешь.

Впрочем, книга не обязана нравиться всем читателям — на каждого не угодишь. Те же «Заложники времени», упомянутые вначале, одним были понятны, и я получил из разных концов нашей страны много признательных читательских писем. А вот Сан Саныч Щербаков, как пилоты тоже без особого пиетета звали этого испытателя, «сочинение на свободную тему, где главным героем летчик Василий по фамилия Сталин», раздолбал. Так что же мне — сердиться на него что ли? Он, например, считает смуту 1905 года пролетарской революцией. То есть, лапотная Россия якобы пробудилась от тысячелетней спячки, почесала репу и стройными рядами вместе с рабочим классом пошла против царя навстречу пролетариям всех стран! А я вот больше верю свидетелям тех давних событий. Скажем, известный французский писатель Эдуард Дрюмон в том 1905-м о «драме, разыгравшейся в Петербурге», пишет следующее:

«Если во Франции, которая пережила столько революций, которая первая провозгласила «всеобщее голосование», народ еще сегодня дает вести себя, как стадо, меньшинством плутов, торгашей и шарлатанов, то что должно быть в России?

Неосновательно думать, что происходящее сейчас в России есть действительно национальное движение и что земство, требующее реформ, в самом деле опирается на 130 000 000 Русских воодушевленных вроде бы и готовых идти за возгласом «да здравствует свобода!»

Русская революция подготовлена несколькими сотнями недовольных и честолюбивых людей, более или менее сгруппированных по партиям, и поддержана из-за границы; главная же их опора, во-первых, в еврействе и затем в культурной среде профессоров, докторов, инженеров, студентов, словом, — так называемых «интеллектюэлей» (интеллигенции).

Что же касается крестьянина, составляющего основу населения, он меньше всего проникнут сочувствием к якобы либеральным реформам, предвещаемым земством, по той простой причине, что мужик не знает никакого либерализма. Спросите любого крестьянина, что он предпочитает: земские реформы или пару сапог? Он, ни минуты не колеблясь, предпочтет сапоги. И он будет прав, т. к. пара сапог — польза неоспоримая и немедленная, тогда как революция, организованная на почве народной наивности несколькими roublad’ами, приносила только убытки, а в большинстве случаев влекла за собой усиление произвола…»