Александр Бенкендорф - Воспоминания: 1826-1837

Никогда еще в короткой кампании не было упущено столько возможностей побить противника и закончить войну. Поляки были счастливы спастись столь чудесным образом и мечтали только о том, чтобы отступить к Варшаве с наименьшими потерями. Они пересекли Нарев в Остроленке и оставили там сильный отряд только для защиты своего отступления. Спустя 14 дней после того, как поляки отправились разбить гвардию, 14 мая наши солдаты приблизились к Остроленке. Еще накануне генерал Бистром опрокинул их арьергард и заставил поляков укрепиться в городе. Ранним утром следующего дня началось сражение. Поляки укрепились, чтобы защитить входы в город, но построенные в колонну два гренадерских полка пошли в штыковую атаку и начали освобождать от неприятеля улицу за улицей, дом за домом и, наконец, в огне пожаров, которые сами поляки зажгли, как последний способ сопротивления, они стремительно ворвались в Остроленку. Обращенные в бегство во всех пунктах, поляки бросились к мосту, который был уже готов к уничтожению. Значительная часть их погибла в волнах или пала под штыками наших гренадер. Неудовлетворенные достигнутыми успехами, гренадеры бросились к мосту, доски которого уже были демонтированы. Один за другим под огнем вражеской артиллерии они по балкам моста на другую сторону и бросились вперед, несмотря на всю польскую армию, формировавшуюся на том берегу реки. Этот единственный в своем роде подвиг, оставшийся в анналах военной истории, совершили гренадеры Астраханского полка.

Удивленные такой отвагой поляки поспешили выстроить свои линии и приготовились отразить эту атаку. Несколько других батальонов гренадер последовали за астраханцами, но неприятельская артиллерия сосредоточила весь свой огонь на этой горстке храбрецов, заставив их искать укрытие за насыпью, на которой находилась дорога, шедшая вдоль берега реки. Скржинецкий со своими генералами торопились построить атакующие колонны для того, чтобы занять выгодную позицию и окончательно разрушить мост. Несколько раз они атаковали наших гренадер, которые при приближении поляков поднимались на насыпь, отражали неприятеля и возвращались под ее защиту при залпах их артиллерии. Начальник Генерального штаба генерал Толь появился на берегу реки со стороны Остроленки и успешно расположил там несколько артиллерийских батарей таким образом, чтобы они стреляли через головы наших гренадер прямо по полю, на котором строились неприятельские колонны с тем, чтобы дать гренадерам передышку.

Затем 1 пехотная дивизия под командованием своего храброго генерала Мандерштерна перешла по мосту, который тем временем постарались подправить, и двинулась прямо на вражеские линии. В свою очередь остановленная атакой значительно превосходившего неприятеля, дивизия заняла позицию рядом с гренадерами. Тем временем, поляки еще не потеряли надежду одержать победу, благодаря своему численному превосходству. Они заменили отброшенные полки свежими частями и с ожесточением возобновили свои усилия, которые были отражены нашими солдатами. Наконец, когда они были отброшены и повержены нашей артиллерией, поляки воспользовались наступлением темноты для того, чтобы скрыть свое отступление и полное поражение.

На следующий день наши войска увидели перед собой только оставленный лагерь, полный трупов, обозами со снаряжением и брошенными раненными. Более 9 тысяч человек попало к нам в плен, в наших руках остались три пушки и три генерала. Неприятель в полном беспорядке побросал оружие и знамена и скрылся в лесах, не заботясь более о защите своего отступления. Со своей стороны мы оплакивали двух отличившихся полковников Сафонова и Рейзенштейна, многие генералы были ранены и более 4 тысяч человек убито. Из-за плохого инженерного обеспечения маршал Дибич не смог развить этот блестящий и полный успех. Только на следующий день далеко за полдень он направил графа Витта с кавалерией с целью преследовать неприятеля, но даже не дал ему приказа двигаться быстро с тем, чтобы завершить его разгром, но только с целью наблюдения за его передвижениями. Поляки бежали вплоть до Варшавы и Модлина, на этом направлении военные действия были, как бы приостановлены. Таким образом, закончилась военная карьера графа Дибича.

Уже несколько недель в армии и в гвардии свирепствовала холера, причинявшая значительные потери. Солдаты устали, генералы были недовольны его образом действий, провизия и снаряжение прибывали с большим трудом. Бунты в наших губерниях в его тылу делали затруднительным сообщение с Россией. Он был совершенно деморализован и упал духом. Он поставил свои войска в просторные лагеря и даже написал императору с просьбой прислать ему замену. Его главная квартира была перенесена в Пултуск.

Во время сражения при Остроленке большой польский отряд пехоты, кавалерии и артиллерии под командованием генерала Гелгуда появился на нашем крайне правом фланге, он двигался к Августову. Он встретил слабый отряд генерала Засса, который после боя был вынужден отступить. Фельдмаршал Дибич направил для преследования Гелгуда графа Куруту во главе гвардейского полка, который до революции входил в состав варшавского гарнизона.

В то же время находившийся в Белостоке великий князь Константин пришел к убеждению о том, что он должен избежать опасности, исходивший то ли от приближавшегося генерала Гелгуда, то ли от восстаний, начавшихся в этой части наших губерний. Вскоре после первого сражения у стен Праги великий князь находился в плохом настроении, стал докучать графу Дибичу и покинул армию.

Заканчивавшаяся в армии эпидемия холеры в качестве одной из последних жертв выбрала маршала Дибича, который испытывал удары беспокойства и угрызений совести, вызванные слабыми успехами его военных операций. Он страдал только несколько часов и испустил последний вздох в присутствии графа Алексея Орлова, который только что приехал по поручению императора для того, чтобы высказать ему слова ободрения и сообщить о замечаниях военного характера, замеченные императором, которые он сам слишком хорошо знал. Он умер во цвете лет, сделав блестящую военную карьеру, подпорченную только этой последней кампанией. Армия и Россия были почти довольны его смертью, позволившей сделать его ответственным за стыд этой достаточно долгой борьбы против польской революции.

Император и все те, кто знал его ближе, сожалели о нем, как о лояльном человеке, истинном слуге своего государя, как о добродетельном и преданном гражданине. В тот момент, когда известие о его смерти достигло Петербурга, предусмотрительно вызванный с Кавказа для его замены маршал Паскевич уже был готов выехать к войскам. Утром следующего дня он поднялся на пароход и направился в Мемель.