Александр Бенкендорф - Воспоминания: 1826-1837

Нынешний посол был принят со всеми почестями, приличествующими его рангу и исполняемому поручению, которое означало яркий триумф благородной политики императора и постыдный упрек политике лондонского и парижского кабинетов. Общественное мнение поддерживало придворные настроения и оказывало Ахмет-паше различные знаки внимания. Кроме всего прочего, он получил частичное погашение османских долгов России, установленных Адрианопольским миром. После достаточно долгого пребывания, посол уехал вполне довольный результатами своей миссии, встречей с императором и тем приемом, который был ему оказан во время поездки из Одессы до Петербурга.

В течение нескольких недель в Москве происходили частые пожары, вспыхивавшие то в одном, то в другом районе города. Их считали результатом деятельности тайных обществ или даже плодом мстительности поляков. Жители города были в тревоге, они дежурили в домах, собирали вещи, несколько семей даже уехали из Москвы. В этом огромном городе воцарился ужас, все искали поджигателей и подозревали даже полицейских в том, что они заодно с врагами родины. Поймали нескольких несчастных воров и разговоры были только о делах следствия и о забавных новостях по этим процессам. Императору рассказали о том беспокойстве, которое царило в его древней столице, он сел в коляску и безотлагательно направился туда. Мы приехали в Москву поздно вечером к великому удивлению и к большой радости ее жителей. На утро следующего дня император пешком направился в кремлевский собор почтить святые реликвии. Соборная площадь и прилегающие улицы уже были полны людей, они радостно толпились по пути следования императора и наполнили улицы Кремля криками восторга. Вместе с появлением государя в город вернулась вера в то, что все виновные будут пойманы и преступные пожары погаснут. Говорили только о заботе монарха к своему добропорядочному городу, куда он приезжает при каждой опасности с тем, чтобы прийти ему на помощь. Между тем, на следующий день после нашего приезда вечером пожар загорелся на другом берегу реки в квартале, полностью застроенном деревянными домами. Император взял меня с собой, и мы приехали на пожар почти одновременно с первыми пожарными. Он лично взял на себя командование ими и вблизи от пламени, находясь в узком и загроможденном дворе, он руководил спасательными работами. Офицеры и рядовые пожарные трудились с несравненным усердием и смелостью, все старались отличиться на глазах и под командованием своего государя. Менее чем через полчаса огонь был побежден, он перестал быть опасным раньше, чем был потушен — ничто не сгорело кроме той части дома, которая уже была охвачена огнем.

Через два дня новый пожар разгорелся в районе бульваров, там, где были казармы. Император направился туда с той же стремительностью и уже через несколько минут большой деревянный дом, пылавший как костер, усилиями пожарных был разрушен, а пламя погашено. Собравшийся там толпой народ окружил небольшой экипаж императора для того, чтобы посмотреть и благословить своего государя, который, как и они, следил за безопасностью Москвы. Несмотря на полный мрак, ставший еще темнее после всполохов пожара, толпа узнала императора, окружила его и сопровождала его экипаж, пока лошади не унесли его вперед. Крики «Ура!» сопровождали его отъезд и окончание пожара.

Наконец, были найдены несколько несчастных, уличенных в том, что они подожгли несколько домов. Вскоре было проведено следствие, они были сечены хлыстом в тех местах, где совершили свое преступление. Эти меры успокоили тревогу жителей, никто не сомневался в том, что только присутствие императора обеспечило поимку преступников. Пожары прекратились, вновь возродились чувства доверия и безопасности, превратившиеся в благодарность и в восхищение всемогущим государем, который всего за несколько дней смог задержать и наказать злодеев, остававшихся неуловимыми в течение нескольких месяцев преследования полицией. После шестидневного пребывания в Москве, в течение которого он каждый день посещал общественные места, образовательные учреждения и богоугодные заведения, мы сели в коляску и вышли из нее только у лестницы Зимнего Дворца в Петербурге.

Зимой давались балы и праздники, все те, чье общественное положение позволяло их организовывать и пригласить на них императорскую чету, первыми стремились добиться этой чести. Императрица давала свое согласие с очаровательной благосклонностью и радостью, с каждым годом она пользовалась все большей любовью и преданностью. Казалось, она рождена только для счастья своего супруга и своих детей, для всеобщей радости и для облегчения страданий несчастных. Она была любима своей семьей и своим окружением, она никогда не вмешивалась в дела иначе как для того, чтобы добиться прощения императора, в России она казалась заботливым ангелом и идеалом семейного счастья.

«На балу». Рисунок императора Николая I.

В то время как мы в России пользовались всеми благами мира и отеческого, постоянно улучшавшегося руководства, пока у нас благоустраивались все отрасли управления, все социальные классы были едины в своих принципах и в своей приверженности трону, остальная Европа была в смятении, народы раздирались различными движениями и идеями.

В Англии с новой силой возродилась старинная вражда между тори и вигами, словно для усиления разногласий в эту борьбу вмешалась новая партия. Либералы хотели все поменять, они осуждали свою старинную конституцию и привилегии, и как безумные шли навстречу анархии и народным волнениям.

Во Франции регулярно повторялись кровопролитные события, и, несмотря на мудрость короля, она находилась в борьбе с самой собой. Легитимисты по родовой традиции требовали прихода к власти Генриха V и восстановления белого знамени. Доктринеры стремились поддержать Хартию в том виде, в котором она появилась в результате бунта, передавшего трон Луи-Филиппу. Республиканцы требовали возврата к временам Директории. Анархисты попросту желали беспорядков. Наконец, партия бонапартистов, сама не слишком хорошо понимавшая, чего она хочет, горько сожалела только о временах побед и о поре разграбления Германии и Италии. Все эти партии постоянно сталкивались, боролись друг с другом и стремились захватить власть. В Париже каждый человек пытался объединить народ, Национальную гвардию постоянно поднимали по тревоге для разгона собраний или ареста подстрекателей. Регулярные войска очень устали от этого и страстно ожидали того момента, когда можно будет разом покончить со всеми демонстрациями. Король лавировал между всеми этими убеждениями, старался всех успокоить и своим поведением пытался внушить доверие кабинетам Европы.