Сергей Иванов - Где ваш дом, дети?..

Тут я зову спать. Алеша пускается в отчаянный рев. Ничего не могу понять. Собираюсь рассердиться.

Слава богу, Санька выручает — объясняет, как долго и терпеливо ждал Алеша.

Отменяю отбой — отодвигаю на полчаса. Ребята играют самозабвенно. Алешины слезы мигом высыхают…

Ракета — интересная игрушка. В нее надо накачать воздух, а еще перед тем — налить воду. Потом — открыть замок-держатель, и она стартует. Взлетает высоко-высоко. Выше проводов, крыш пятиэтажек и самых высоких тополей…

Мы запускаем ее с ребятами. Поначалу не ладится. Повторяем снова и снова.

Подходит большой мальчик с маленьким братиком, присоединяются, обсуждают вместе с нами «технологию», участвуют в запусках.

Пошла, родимая!.. Научились мы защелкивать неподатливый замок. И вот она взлетела. Покорила самую высокую точку неба. Угодила точно в зенит…

Воплей, прыжков, ликованья — на десять окрестных домов. Подходят еще ребята. Всем даем попробовать запустить. Никому не отказываем.

Подходят мамы с малышами. Одного — лет пяти — мама оставила, а сама удалилась, некогда было…

Ракета летает старательно и красиво. Я бегаю домой, приношу воду в пластмассовой емкости.

Вечереет. Наступает время расходиться.

Радостная общность, горластое приятельство распадаются. Ребята неохотно, оглядываясь, растекаются в разные стороны.

Ведем к дому все вместе — Алеша, Санька и я — оставленного нам малыша.

Мама его открывает дверь и удивляется, что мы его привели, что вот так — с рук на руки…

Мы снова на юге в Евпатории. Идем к пляжу. Неторопливо беседуем.

— Смотрите, там пожар! — кричит Санька.

Через дорогу, в сквере, действительно огонь. Сухая трава занялась.

— Там люди! — говорю. — Потушат!..

Слежу за веселыми курортниками. Сейчас они отвлекутся от смеха. Вон как их много — дружная компания!

Но люди проходят мимо огня. Только один мужчина покосился было и отвернулся.

— Почему они так? — удивленно спрашивает Санька.

— Не знаю! — говорю на ходу.

Семья моя спешит через улицу вслед за мной.

Огонь выжег большую дыру в сквере. Черная мертвая дыра — дымки пляшут над ней, как злые змейки.

Рядом языки пламени — рыжие завоеватели. Врубаются в траву, схлестываются — только треск стоит.

Кузнечики отпрыгивают от огня. Отскочат на полметра и спокойно пасутся — будто вне опасности. Мелкая живность спешит — прочь! прочь! — переползает, перелетает с травинки на травинку…

— Нам, пожалуй, не справиться… — говорю неуверенно.

Галка, не отвечая, начинает вытаптывать огонь босоножками. Я встряхиваюсь, глядя на нее, и тоже бросаюсь. Быстро-быстро, на пределе возможной скорости, топчу рыжий жгучий частокол. Тяжелая пляжная сумка, набитая едой и питьем, пляшет на правом плече, ее ремень шваркает по мне, как напильник.

Огонь под ногами опрокидывается, пытается вывернуться, укусить. Но не успевает.

Я его вдавливаю, вдавливаю во тьму пепла. И он вздыхает, укладываясь, глаза смыкая, проваливаясь в сон, в небытие…

Так мы с Галкой идем по кругу в разные стороны, а когда встречаемся — с облегчением вздыхаем.

Галка дотаптывает самые сильные дымки — не выбился бы снова рыжий.

Вижу, какой Санька чумазый — лоб и нос в саже. В руке резиновая тапочка — он ею шлепал по огню, помогал маме.

— Папа, ты почему запыхался? — спрашивает Санька.

Смеюсь. И тут замечаю второй очаг пожара — метрах в пятидесяти. Он поменьше. Возле него скачут несколько малышей.

Бежим туда. Снова топчем ногами, снова пламя пытается извернуться, ужалить. Снова запыхиваемся…

Малыши сердито рассказывают, что подожгли какие-то подростки.

— Гады они! — выкрикиваю сумбурно. — Бороться с ними надо!

Малыши глядят благодарно. За что благодарят? Не за то ли, что мы помогли им не разувериться во взрослых?..

А я-то хорош!.. «Нам, пожалуй, не справиться…» Так, наверно, думали все те, кто мимо прошел…

Галке спасибо, что начала, не пожалела босоножек… Идем к пляжу, и ребята, возбужденные, снова и снова переживают то, что случилось…

…Пошли втроем убираться в классе перед началом учебного года. Тихо и гулко. Летние месяцы осели на парты бархатистой пыльцой.

Снимаем выцветшие газеты с окон. Вешаем постиранные и поглаженные шторы.

Обтираем тряпками парты и подоконники. Выметаем мусор из-под парт и из проходов.

Саша сидит за пианино, я — на диванчике. Повторяем прошлогодние любимые мелодии.

Шторы раздернуты, за окном две высокие усталые березы. Листья не шелохнутся, тонкие ветви поникли.

Сырые серые облака липнут к березам и к окну. Жаль, не раздернуть их, как шторы.

Саша играет изящно. Строгий, подтянутый, отрешенный, перебирает звуки, перекидывает их с ладони на ладонь. Или начинает их разбрасывать по стенам, как солнечные зайчики. Или — капелька за капелькой соединяет их в ручеек.

Скучное небо, словно подражая, заводит волынку затяжного дождя. Саша играет и смотрит в окно.

— Дождик любит музыку! — говорит, не отрываясь. — Для него березы — как рояль.

Я отворачиваю голову от Саши — гляжу на улицу. Дождь оживил, озвучил усталые березы. Листья вздрагивают, ритмично колышутся, возвращаются на место. Они и впрямь похожи на клавиши.

Заглядываюсь, отвлекаясь от Саши. И музыка из-под его пальцев переносится под пальцы дождя.

Они играют на равных — мой сын и тот невидимый, что за окном. Они играют на равных. Музыка их заполнила мир…

И наступило первое сентября. И опять был дождь — точно такой же, как и год назад. У ленинградской погоды строгие стандарты.

Праздник в этом году не состоялся. Видно, памятной осталась для устроителей прошлогодняя толкотня в спортивном зале.

Ребята добрели под зонтиками до школы и сразу разошлись по классам. Так что День знаний был сугубо внутриклассного размера.

Только сейчас, видя жадную тягу Саньки к фантастике, видя, как он легко манипулирует сложнейшими категориями — «параллельный мир», «нуль-транспортировка» и так далее, — я понял, что провожу самый настоящий эксперимент. Пытаюсь ускоренно развить Санькин мозг, стимулировать его, будоража фантастическими историями. Никаких ограничений не придерживаюсь. Читаю, рассказываю любую фантастику, не адаптируя, не подлаживая под Санькин уровень. Санька, желая понять, желая объяснить себе то, что так динамично, увлекательно, сам адаптирует, сам приспосабливает невероятные истории к своему восприятию, сам раскладывает их по полочкам. А если «полочек» не хватает, он быстро новые приладит. А мне только этого и надо — чтобы новые да новые «полочки» появлялись у него в мозгу…

Саньку долго тиранил хулиганистый Павлик. Финал классного тиранства, эпилог истории с Павликом был таков. Павлик толкнул Виталика на перемене, стал его валить на пол. Тут налетел Санька, вцепился, покатились втроем, волтузя друг друга. Павлик оказался на лопатках, дружба сильнее тиранства. На другой день Павлик еще попробовал драться, но снова был побежден. Это его удивило, и он стал проситься в друзья к Саньке и Виталику. Верх невероятного — пришел к Саньке в гости, и они вдвоем играли мирно, смеялись. А я тревожно вслушивался из соседней комнаты — все ждал подвоха со стороны Павлика, все не верил, что поладят…