Сергей Иванов - Где ваш дом, дети?..

Пришел снова — и опять никакого педсовета. Больше не ходил. И приглашений не получал.

Подумал о педагогах с досадой, как о замкнутой касте.

Но однажды в спальном корпусе стал свидетелем стычки Зинаиды Никитичны и Алены Игоревны. Эта стычка многое прояснила.

В воспитательской был телефон, а мне надо было позвонить в СЭС. Потому и влез в самый разгар «крупного» разговора.

— …Вы директорские рабыни, — говорила Зинаида Никитична. — Что вы в рот ему смотрите! Нет бога, кроме директора? Так ведь он не про вас — про себя думает!

— Он нам дело дал! Он нас жить научил! — У Алены Игоревны красивые «яблочные» пятна на щеках. — А вам бы только простыни да наволочки считать!

— А вам бы только к высотам призывать! Пусть спят ребята на голых тюфяках!

— Да, мы любим романтику! А вы зарплату получать!

— Мы за порядок, а ваша «романтика» — от беспорядка. Нельзя возводить сказки в принцип воспитания. Сейчас детдомовцам внимание, льготы — всё так. Но это не значит, что им лучше здесь, чем тем, кто в семье. И не надо ребят на это ориентировать. Это, простите, юродство. Это страх перед правдой…

— Скользкие вы, старики!.. — сказала Алена Игоревна. Зинаида Никитична что-то ответила. Но я не слышал. Удалился в свой кабинет.

Почему такое разделение на два лагеря? Директор в детдоме недавно. Пришел месяца за два — за три до меня. И привел гвардию свою. Ударную силу. Я думал, они студентки пединститута. Но оказалось, нет…

Порядки, конечно, с его приходом изменились. Кое-кому из «стариков» это не понравилось. Вот и бурлят страсти.

Ну а я? К какому из лагерей примкну?..

…Я занимался своими делами. Но вопрос этот, как некий маячок, то и дело напоминал о себе.

Я слишком мало знал о положении в детском доме. Директор говорил, что дом был в тупике. Что он и его энтузиастки-педагогини оживили, сделали интересным бытие ребят.

Наблюдаю придирчиво. Вступаю в разговоры с детьми.

Убеждаюсь, что директор говорит обоснованно. До него были только школьные классы и после них воспитанники как масса. Теперь появились отряды — «Квазар», «Стрела», «Парус» и другие. Каждый отряд по какому-нибудь направлению организует досуг ребят. У каждого отряда своя «пресса» — стенды, стенгазеты, лозунги. Сплошные бодрость и оптимизм. Не удержался, переписал такие строки:

Такие отряды, конечно, не бог весть какое новшество. К педагогическим открытиям их не отнесешь. Но это действие, это дело. И нравится ребятам.

Хотя и не всем. Восьмиклассники разделение на отряды не приняли. У них психология последнего года — знают, что скоро уйдут из детдома, и торопят время. Переломить их психологию директор уже не может. Да он и не ставит перед собой такой задачи. Он словно забыл про восьмой класс, отвернулся от него. Так и остался выпускной «оппозиционным», «недовольным», «ворчливым» классом…

Встретил директора между корпусами, перебегая из одного в другой. Забросал вопросами о воспитателях, молодых и старых.

Директор остановился, глянул досадливо, тронул ремешок ручных часов, я не отставал.

— Знаете, как трудно энтузиастам! — сказал он. — Какого напряжения требует работа педагога! Целый день с детьми, необходимо каждую минуту рассчитать, заполнить, обратить на пользу воспитания. Выматываются ужасно! Их нужно понимать и поддерживать. Ошибки у них, конечно, есть. Но прежде всего их все-таки надо поддерживать, ободрять. Не охлаждать придирками. Не давать угаснуть энтузиазму…

Про себя директор не говорил, но как-то так получилось, что вроде бы и себя он похвалил не меньше, чем своих энтузиастов. А на мои вопросы так и не ответил…

Что я мог понять из спора Зинаиды Никитичны и Алены Игоревны?

Обнаружились две позиции. Одна, казалось бы, приземленная — «синица в руках». Другая «романтическая» или скорее «болтологическая» — «журавль в небе». Правда, по-моему, — в синтезе, в разумном слиянии позиций…

Надо присмотреться к педагогиням, понять, почему директор для них — кумир… Чем он привлек их?..

Вдруг я прав насчет «божка»? Тогда «старикам» должна быть объявлена война. Тогда их должны выживать — всеми силами, любым методом…

Чтобы остались только «свои»… Чтобы «володети и княжити»… И никакого сора из избы…

Неужели я прав?..

Мне надо госпитализировать восьмилетнюю Таню. Веду девочку, держу за руку, слушаю ее историю.

— …Бабушка у меня все время пьяная. И мама тоже пьяная. Бабушка с мамой дерется. А мама меня бьет. А папа у меня добрый. Он меня от мамы защищает…

Заведующей детским отделением оставляю направление, передаю конфеты для другой нашей — Иринки. Когда собираюсь уходить, Танюшка бросается ко мне, обвивает руками, плачет и не отпускает.

Потрясенный, пытаюсь не показать этого и говорю с бодростью в голосе:

— Ну что ты, дочура! Поправишься! Позвонишь мне по телефону, и я приду за тобой!..

— Вы как многодетный папаша!.. — вздыхает заведующая — женщина средних лет с лицом морщинистым, словно печеное яблоко. Говорит и движется она чуть суетливее, чем надо…

Я усаживаюсь и намереваюсь начать с ней задушевный разговор. Поделиться мыслями о том, как лучше обходиться с нашими детдомовцами. Но тут заходит главный врач.

Докторица расточает ему приветствия. Смотрит умиленно. Соглашается с каждым словом. И напрочь, наглухо забывает про меня.

Отсекает как объект, недостойный внимания.

Остолбеваю… Потом шумно встаю… Никакого эффекта… Выхожу на улицу. Вспоминаю, как воевал с главврачом. Совсем ведь недавно было…

Не он ли пустил слушок, что меня «выгнали»?.. Нет, зачем ему…

А Танюшка-то какова… Бросилась, обняла… Почему судьба их так терзает, этих малышек?..

Оглядываюсь: к стеклу прижалась, нос расплющила Иринка… Та, что папу в магазине искала…

Димка дождался моего возвращения…

— Мне интересно знаете что? — сказал спокойно, когда я открыл кабинет. — Не закон ли это жизни? Вашей взрослой… Маши хвостом перед сильным, тявкай на слабых. Мы ведь всегда в страхе: как бы старший не задел! Как бы без лишних слез! На малыше обиду выместишь — вроде полегче. А на тебе другие вымещают…

Димка помолчал, сглотнул слезу. Он волновался, пытался справиться с собой. Я ждал, смотрел доброжелательно. Мелькнула мысль, не скажет ли он, кто все-таки звонил по телефону тогда в поселок. Ведь лежит в больнице женщина. Должна же быть справедливость!

— Это всеобщий закон рабов, — сказал Димка твердо. — Нельзя так жить, не протестуя! Грубость — протест. И водка. И наркотики тоже…

— Неправда, Димка! Это самые глухие тупики. Самое жуткое рабство. А ты зовешь это протестом!..