Николай Хохлов - Патрис Лумумба

— Что у тебя — новые неприятности? — спросил он. — Бельгийцы, кажется, успокоились. Остаются свои, чего, впрочем, вполне достаточно для хлопот...

— Мы разоримся! — выпалил Лумумба. — Да, да, не удивляйся, Джордж. Поразительно, с какой легкостью мы решили вопрос об оплате государственных чиновников всех рангов. Доход Конго в настоящее время составляет около сорока восьми миллиардов франков. Сумма на первый взгляд кажется колоссальной. Но ее хватит лишь на то, чтобы расплатиться с чиновниками. Это ужасно! Какой урок мы должны извлечь!.. Ты подумай, ты осмысли, что мы наделали: депутат парламента получает за каждое заседание, помимо своей заработной платы, еще тысячу франков! За что, скажите? Если мы оставим все как есть, то наши конголезские националисты превратятся за короткий срок в самых настоящих капиталистов. Нам будут завидовать многие бельгийцы. А что скажет наш народ? Ведь он еще ни единого франка не получил от независимости и нет надежд, что вскоре получит.

— Я понимаю твое беспокойство, Патрис, — сказал Гренфел. — Следует подготовить соответствующий законопроект...

— Законопроект! Ты представляешь, сколько времени он будет обсуждаться? Полгода! Нет — год! Парламентарий станет тянуть, аккуратно ходить на заседания, за которые он тоже получает. Бюрократическая карусель! И это происходит в новом государстве! В бедной стране, ограбленной бельгийскими колонизаторами! У нас должна быть особенная щепетильность к финансовым вопросам: мы пришли к управлению нашей многострадальной страной чистыми путями, а не в результате интриг и дворцовых переворотов. Мы — ставленники народа, а не монополий. Как же мы можем брать столько денег с нищего конголезца? Какая, скажи, разница между бельгийцами и нами?

— Ты увлекаешься, Патрис, сгущаешь краски, — попытался успокоить его Гренфел. — Разница, позволь обратить твое внимание, состоит в том, что генерал-губернатор никогда бы не сказал того, что сказал сейчас ты. Может быть, бельгийский губернатор где-то в узком кругу и позволил бы себе такое — так, для очищения совести, чтобы прослыть либералом среди своих друзей. Но ведь ты не ограничишься разговором и вынесешь этот вопрос в парламент.

Бесспорно. Но я удивляюсь, почему ни один министр, ни один государственный секретарь, ни один лидер партии не обратил внимания на это вопиющее беззаконие?

— Это они по скромности, — рассмеялся Гренфел и, сразу же перейдя на деловой тон, предложил: — Я готов, господин премьер-министр, возглавить комиссию по пересмотру ставок государственных служащих.

— Нет, ты опоздал. Вернее — я опередил тебя. Поздравляю, сенатор, правительство назначило вас чрезвычайным и полномочным послом Республики Конго в Гане. Поедешь к своему другу. Я приготовлю личное послание президенту Кваме Нкрума.

Гренфел встал и поклонился в знак согласия.

Лумумба всегда любовался и гордился им. Пятидесятидвухлетний сенатор, высокий и стройный, был одним из самых близких его товарищей. Они впервые повстречались в Стэнливиле почти десять лет назад, и с тех пор ничто не омрачило их отношений. Гренфел пользовался во всей Восточной провинции репутацией честного, правдивого человека, который всем своим существованием и образом действий опровергал сплошь и рядом высказываемые суждения относительно неравенства в интеллектуальном отношении европейцев и африканцев.

Он прекрасно разбирался в древней и новой философии, по праву слыл знатоком английской литературы и истории, писал исследования о работорговле, об африканских болезнях, собирал фольклор, обрабатывал рассказы своего отца, который служил проводником у многих европейских путешественников. Фамилия отца была Макуло. Гренфел — имя английского путешественника, предпринимателя и миссионера, который после многочисленных поездок по Конго обосновался в местечке Басоко, где река Арувими впадает в Конго. Гренфел открыл школу, и сынишка Макуло стал первым его учеником. Когда отец скончался, Гренфел взял мальчика на воспитание и дал ему свое имя. Мать сенатора — Доркас Лунгени помнила русского путешественника Василия Юнкера, добравшегося до Арувими. Его лагерь был разбит на берегу реки, а девочка Доркас вместе со своими подругами приносила к палатке бананы и плоды манго. Бородатый русский путешественник надел на шею маленькой африканки крестик и подарил серебряную монету. Деревенский кузнец припаял к ней ушко, и Доркас всю свою жизнь носила блестящий кружочек из далекой России...

Гренфел был первым медиком в Конго из африканцев: он закончил медицинскую школу в Стэнливиле, а затем высшие медицинские курсы в Леопольдвиле. Работал во многих госпиталях страны. Одновременно он создает клубы «Эволюэ» в провинциальных городах. Вступает в контакты с Уильямом Дюбуа, Джомо Кениатой, императором Эфиопии Хайле Селассие, Кваме Нкрума, Секу Туре, Леопольдом Сенгором, Модиба Кейта. Побывал в Гане, Мали, Египте, Марокко, Эфиопии и других африканских странах.

Он сражался на стороне эфиопов по время итало-абиссинской войны. Вместе с Лумумбой он создавал партию Национальное движение Конго. Он редко выступал на митингах и собраниях, но когда объявляли, что будет говорить Гренфел, послушать его сходились тысячи крестьян. Он разоблачал колониальные власти, приводя конкретные примеры беззакония, коррупции, воровства и взяточничества. У него выработался свой метод подготовки к выступлениям: перед ними доктор отправлялся в путешествие. Обходил пешком деревни, города, плантации, новостройки, ночевал в хижинах и бараках для рабочих.

Врач видел и болезни конголезцев, и язвы существующего строя. Колониальная система высасывала жизненные соки народа, но администраторы, чиновники, комиссары всех рангов беззастенчиво грабили казну. В столице Конго строительство Дворца Наций обошлось губернаторству в 300 миллионов франков! Действительные вложения не превышали и 100 миллионов. Разница осела в карманах подрядчиков и поставщиков материалов, каковыми были бельгийцы. Что же говорить о захолустных местах, отдаленных от Леопольдвиля на тысячу или полторы километров? Наживались на строительстве школ и больниц, дорог и пристаней, на скупке кож, пальмового масла, чая, хины, хлопка, кофе, кукурузы и маниоки. Любое строительство превращалось в источник наживы.

Однажды Гренфел прошел путь от Стэнливиля до Букаву. Между этими городами прокладывалась автомобильная магистраль. Вместо обещанных 600 километров бельгийская дорожная компания заасфальтировала около ста. Полотно выглядело весьма оригинально: оно все сужалось и сужалось. А на последнем участке, сданном в эксплуатацию, две машины никак не могли разъехаться или обогнать друг друга. Явное воровство, грабеж. Гренфел рассказал об этом на митинге в Стэнливиле. Он взял в руки блокнот, где все было записано: стоимость участка дороги нормальной ширины и урезанной нечистоплотными дельцами. Зачитал. Он не жестикулировал, не повышал голоса, а спокойно анализировал и делал обобщения. «Вот и судите сами, — обращался он к слушателям, — кто настоящий вор: конголезец, сунувший пригоршню кофе в карман, или богатые европейцы, имеющие все и стремящиеся иметь еще больше за счет сужения дороги...»