Николай Хохлов - Патрис Лумумба

В другой раз он коснулся медицинского обслуживания конголезского населения, о чем трубила колониальная пропаганда. Приводились фантастические цифры о произведенных операциях, об уколах, переливаниях крови, о таблетках и микстурах, об израсходованном пенициллине и т. д. Гренфел взял официальные отчеты медицинского ведомства и произвел подсчеты. Выяснилось, что каждый конголезец, включая детей грудного возраста, оперировался трижды, а значительная часть взрослого населения вылеживается в госпиталях на белых койках. Бельгийская колония в Африке слыла «самой здоровой в гигиеническом отношении» в результате очковтирательства.

Еще хуже обстояло дело с просвещением, о чем тоже говорил Гренфел. Цифры подавляли: в Конго насчитывалось 28 500 начальных школ, 655 школ второй ступени и специальных технических, 214 учительских школ и два университета — Лованиум в Леопольдвиле, где только что был установлен атомный реактор, и учебный университетский центр святого Бонифация в Элизабетвиле. Число детей, посещавших все виды школ и учебных заведений, достигало 1730 тысяч человек. По этим данным, Конго занимало первое место в Африке. Но университеты не подготовили ни одного конголезского специалиста. Конголезские вузы — чистейшая фикция. Иноземные преподаватели получают хорошие деньги и довольствуются этим, не будучи заинтересованными в подготовке национальных кадров. Школьником же считается каждый записавшийся. Через месяц или полгода он бросил посещать занятия, пошел работать на плантацию или фабрику, женился, обзавелся семьей, но продолжает значиться... школьником. Гренфел приоткрыл занавес над этой бесстыдной спекуляцией цифрами. Бельгийцы его побаивались. В партии Национальное движение Конго его обожали. Этот гость был всегда желанным в семье Лумумбы. Он заходил к Патрису без приглашения, и их разговорам не было конца.

— Патрис, — сказала пришедшая с кухни Полин, — сегодня день твоего рождения. Нельзя ли перенести заседание парламента на завтра? Сколько можно говорить о политике?!

— «Любимая моя, зачем ты пошла за мной?» — произнес он фразу Тиля Уленшпигеля, так знакомую Полин. — Все, кончаем с политикой! Помнишь, я все повторял слова этого фламандца: «Не мы, так кто-нибудь другой освободит землю фландрскую»? А ведь освободили-то мы землю конголезскую! Мы, а не кто-нибудь другой. Я думаю, следует назвать один район Конго или город именем Уленшпигеля. Что в сравнении с ним все эти Леопольды, Элизабеты, Альберты? Как ты думаешь, Джордж? Решили?

— Согласен, согласен. Но сейчас я поддерживаю предложение Полин.

— Ни слова о политике?

— Ни звука, Патрис!

Выпив розового португальского вина, они уселись за стол. Полин пододвинула Патрису тарелочку с очищенными яйцами, только что вынутыми из кипятка. В блюдце находился толченый перец: красно-бурые пластинки его прилипали к теплой поверхности яиц и тоже отправлялись в рот. Пили-пили, как называют перец в Конго, — непременная специя на каждом столе. Он обжигает рот, взбадривает человека. Бывает пили-пили, настоянный на пальмовом масле и спиртном, но сухой, толченый лучше. О пили-пили сложено несметное число притч, рассказов.

Полин ушла с девочкой на кухню. Лумумба подсел к Луи и стал расспрашивать о здоровье родителей, о братьях, о детях младшего из них — Луи. Эмиль так и живет в родной деревне: городская обстановка ему не нравится. Шарль перебрался в Стэнливиль и помогает ему, Луи.

— В чем же он тебе помогает? — просил уточнить Лумумба.

— Мы с ним решили открыть магазин, — говорил Луи. — Торгуют бельгийцы, французы, англичане, греки, итальянцы, пакистанцы и индийцы. Израильтяне тоже. Теперь ничто не мешает заняться торговлей и нам, конголезцам.

— Твои деньги, а услуги Шарля? Ты перешел в категорию бельгийцев, а твой и мой брат Шарль остается в прежней роли слуги... Ты же министр, Луи! — не сдерживая раздражения произнес Лумумба.

— Я не понимаю причины твоего гнева, Патрис. Ты мне объясни спокойно. В нашей стране поощряется частное предпринимательство, не так ли? Значит, каждый конголезец имеет полное право покупать землю, машины, открывать магазины, строить фабрики, если у него есть на это средства. Где же у тебя логика: каждый, повторяю, каждый житель нашей страны может заниматься бизнесом, а министр лишен возможности. Такого закона нет. Вот Нендека открыл бар в столице...

— Ты прав, ты прав, закона пока еще нет, — согласился Патрис. — Но есть моральные обязанности. Человек должен своим сердцем чувствовать, что можно делать, а чего нельзя. Нам нужно выработать в себе новое отношение к этой священной частной собственности.

— Хорошо — допустим, ты убедил меня. Я бросаю эту затею с торговлей. Что от этого изменится? Министры центрального правительства занимаются бизнесом. Они раскупают акции иностранных компаний, спешат перевести деньги в банки западных государств, содержат бары, строят дома, гостиницы. Что же ты их не осуждаешь? Ты набросился на меня только потому, что я — твой брат...

— Полно, полно, Луи, теперь уже ты начинаешь горячиться. Но наш с тобой разговор заставил меня призадуматься над более общей проблемой.

— Патрис, вот тебе твое любимое сау, — произнесла подошедшая к нему Полин. — Угощайся и благодари Луи. Это его подарок.

Она положила плетенку с фруктами на колени Патриса. О эти волшебные сау! В Восточной провинции их много, а в Леопольдвиле их что-то нет на рынке. Сау — большое дерево, усыпанное красноватыми плодами величиной с орешек масличной пальмы. Мальчишки забираются на деревья и долгими часами просиживают на сучках, поглощая плоды сау. Если в комнате положить несколько сау, то в ней устанавливается приятный запах. Французские парфюмеры скупают эти фрукты, перерабатывают и используют в производстве дорогих духов.

Нахваливая сау, братья снова начали разговор. А отец и мать, оказывается, не хотят покидать Стэнливиль и переезжать в незнакомый им Леопольдвиль. Они благодарят Патриса за приглашение и, в свою очередь, просят его навестить их в Стэнливиле.

Было уже довольно поздно, когда раздался телефонный звонок. Лумумба еще не спал: он полулежал на кушетке и просматривал номера бельгийской «Суар», посвященные конголезской независимости. Говорил, извиняясь за беспокойство, секретарь Кигери V, которому крайне необходимо повидаться с Лумумбой сегодня же. Король считает, что удобнее всего встретиться в доме премьер-министра. Лумумба дал согласие.

Вскоре «мерседес» короля Руанды подкатил к особнячку. Из машины вышел Кигери V. Как и все батутси, он был необычайно высокого роста, над чем и сам частенько подшучивал. Вообще король отличался демократическими взглядами, поддерживал панафриканское движение, требовал ликвидации бельгийской опеки и провозглашения независимости Руанды. На этой почве у него осложнились отношения с Мвамбутсой IV, королем соседней и столь же маленькой Бурунди: тот стоял за союз с Бельгией.