Борис Кудрявов - Гибель Высоцкого. Правда и домыслы

Вспоминает Мария Васильевна Розанова: «Был у Высоцкого рассказ, который мы называли „Рассказом о двух крокодилах“. На самом деле было не два, а три крокодила: один утонул, второй стал секретарем райкома, третий остался крокодилом…

Совершенно дурацкая история, там еще была медведица, которая оказалась Надеждой Константиновной Крупской! (В КГБ этот рассказ сочли антисоветским и стерли, точнее, попытались стереть. Но техника и в КГБ иногда барахлила, рассказ остался, а пленка хранится в Париже в семье Синявских. — В.П.) Высоцкий потом рассказывал мне, что его вызывали на Лубянку, грозили, что, если он „не заткнется“, ему придется плохо. Ему было тяжело, очень тяжело в то время. Но держался он удивительно достойно».

Вероятно, с этого времени (хотя вполне возможно, что раньше) негласный надзор за Высоцким осуществлялся постоянно. Несколько примеров…

1970 год. Гастроли Высоцкого в маленьком шахтерском городке Зыряновске. И сразу после концертов запрос из соответствующего комитета: дайте характеристику-отзыв на выступления. Несколько оробевшая и чрезвычайно недоумевающая заведующая отделом культуры города — на других артистов отзывов не требовали — дала самую благожелательную оценку.

По свидетельству Леонида Мончинского, по «наводке КГБ» даже планировалось задержание Высоцкого, когда он возвращался из Сибири. В.В. выступал тогда перед старателями золотодобывающей артели В. И. Туманова. КГБэшники подозревали, что Высоцкий везет золотой песок, разумеется, нелегально. В последний момент операцию почему-то отменили.

В. Гольдман, один из администраторов Высоцкого, вспоминает о таком случае: «В Ставрополе мы работали в цирке. Перед концертом подошли товарищи из органов и сказали, что будут „гости“:

— Владимир Семенович, надо, чтобы репертуар соответствовал…

Володя ответил:

— Я буду петь то, что я пою».

Обратите внимание на ответ Высоцкого представителям всемогущего КГБ. Это уже 1978 год, у Высоцкого уже совершенно другой статус, на такие вещи он может не обращать внимания.

А вот после его знакомства с Мариной Влади, а особенно после брака с ней (1970 год), КГБ, уже не скрывая своего отношения, вмешивается в личные дела, срывает творческие планы…

1969 год. Утверждение актеров на роли в фильме Г. Полоки «Один из нас» — история сложная и достаточно запутанная, нас интересует только «рука» КГБ. В. Золотухин записывает в дневнике, передавая, вероятно, слова Г. Полоки: «Полковник Кравцов (консультант фильма?) встречался с высоким лицом из КГБ — Бобковым. Тот пообещал оторвать башку Баскакову и Романову (руководители Госкино СССР. — В.П.), если те утвердят Высоцкого… Дело не в его песнях… а в поведении».

Еще монолог Г. Полоки на эту же тему в дневнике Золотухина (6 октября 1969 года): «Там все ЗНАЮТ… Советского разведчика, чекиста будет играть алкоголик, человек, скомпрометировавший себя аморальным поведением, бросивший двух детей?! На него несколько дел с соответствующими материалами, которые в любой момент могут быть пущены в ход». Разумеется, Высоцкого на роль Героя Советского Союза Бирюкова не утвердили.

За границей В.В. часто и открыто общался с эмигрантами. Это беспокоило КГБ. Поэтому Высоцкого пытались инструктировать…

Вспоминает Барбара Немчик: «Володя рассказывал мне, что перед первой поездкой в США его вызвали в КГБ.

— А если вы там встретитесь с Барышниковым, то как себя будете вести?

— Так же, как в Ленинграде. Он же мой друг.

И они очень холодно посоветовали Высоцкому, как надо вести себя в Америке».

Скорее всего, именно об этом случае рассказывает В. И. Туманов: «Володе позвонили два полковника КГБ. Они встретились в номере гостиницы „Белград“. Володя потом еще удивлялся: почему в гостинице? Был резкий, неприятный разговор… Он сказал им:

— Я сам знаю, что можно и что нельзя. А что вы мне можете сделать — я сам всего достиг».

В последние годы жизни — и дома, и за рубежом — Высоцкий действовал по одному принципу: «Раз ничего нельзя, то все можно».

Из воспоминаний Михаила Шемякина: «Никогда ничего не боялся. Когда я издал „Аполлон“ (альбом о неофициальном советском искусстве. — В.П.), подарил Володе экземпляр. И он говорил об этом много, конечно, где-то его показывал. И вот, помню, звонит он из Москвы и говорит: „Мишка, меня вызывали сегодня… Сказали: а вот вы там дружите с Шемякиным. Ваша дружба нам не нравится“. Он им ответил:

„Я с Шемякиным дружил еще в России… (А в России я его никогда не знал, и он меня тоже.) И буду продолжать дружить. Даже не говорите мне об этом“.

„Да, но он сделал «Аполлон», там то, то и то“.

„А что? Мне нравится. А что там плохого?“

Они так пожались-пожались, помялись-помялись.

„В принципе-то ничего плохого нет…“

На этом разговор и закончился. Володька в тот вечер довольный и счастливый».

И про «персональную опеку» за границей, где сотрудники КГБ действовали «под крышей» советских посольств и консульств, Высоцкий, разумеется, знал. Он записывает в парижском дневнике (зима 1975 года): «Занервничали мы. Как они все-таки, суки, оперативны. Сразу передали по телетайпу — мол, был на вручении премии». (В.В. с Мариной Влади был на вручении премии А. Д. Синявскому — своему бывшему преподавателю литературы в Школе-студии МХАТ.)

Из дневника В. Золотухина (28 февраля 1975 года): «Приехал из Парижа Хейфец. Встречался с Высоцким. Володя нелояльно повел себя: был на вручении премии Синявскому.

Там же был Солженицын и другие высланные лица. (Солженицына на церемонии не было, ошибка Золотухина или Хейфеца. — В.П.) Би-би-си передало: „Известный артист Театра на Таганке…“ Звонили Дупаку, укоряли его за воспитание труппы». Но для самого Высоцкого этот чрезвычайно смелый по тем временам поступок никаких последствий не имел.

Известен и такой случай. В Венгрии во время гастролей Театра на Таганке один актер — друг В.В. — со сцены произнес фамилию «кирпича» («кирпич» — секретный сотрудник КГБ — «сексот» — в составе любой делегации, выезжающей за границу). Этот актер просто пошутил, но шутку не поняли. Администрация театра собиралась «принимать меры»…

На приеме в советском посольстве «пострадавший» стоял рядом с Высоцким — они обсуждали ситуацию… Подошел ответственный работник торгпредства — разумеется, тоже сотрудник КГБ — и, узнав, в чем дело, сказал: «А-а… этот лейтенантишка… Не обращайте внимания».

Шутка тоже не имела последствий…

1977 год, Франция, Марсель. Золотухин записывает в дневнике: «В консульстве семейный прием. Хорошо. Знакомые напитки и горячие сосиски. Володя пил джин с тоником. Марина в 13.00 уехала. Сможет он сегодня, а в особенности завтра, играть? Игорь Бычков (сопровождающий от КГБ) нехорошо обмолвился: