Стив Малинс - Depeche Mode [litres]

Например, одна из самых раздражающих меня вещей – я работаю над сложным сэмплом (который я хочу порезать на множество частей и собрать из них что-то новое), это неизбежно сложный процесс, и пока он не будет закончен, все может звучать хаотично и бессмысленно для тех, кто может это слушать. И когда кто-то, не до конца понимающий, что именно происходит, вмешивается на этих незавершенных стадиях и оставляет негативные комментарии из серии: “О нет, звучит совсем неправильно”, это реально бесит». Последний, кто был нужен взявшему на себя большую ответственность в студии Уайлдеру, был немузыкант, невольно отвлекающий всех остальных, будучи мишенью для всех их шуток, говорящий с головокружительной скоростью, постоянно жалующийся на свои болезни или критикующий работу самого Уайлдера. «Не думаю, что у Флетча было достаточно уверенности в себе, чтобы критиковать музыку, но когда он так все-таки делал, особого внимания мы не обращали», – довольно жестко реагирует на ситуацию Уайлдер, хотя и признает: «Справедливости ради, нужно сказать, что он сам отлично понимал, что его роль не была по-настоящему музыкальной». Неспособность этих двоих общаться на одной волне стала растущей проблемой для коллектива в последующие несколько лет, и пролила немного света на основную силу группы. Хотя Depeche Mode работали в режиме демократии при принятии решений, Мартин Гор был стержнем группы, так как сочинял все песни. И его отношения с Флетчером имели решающее значение для химии в группе, так как именно Флетч исполнял роль закрывающей Мартина сетки от Гаана и, в данном случае, от Уайлдера. Он уменьшал давление ответственности и позволял Гору избегать прямой конфронтации, что было бы неизбежно, работай они в дуэте с Гааном. Эллис симпатизировал обеим точкам зрения (и Уайлдера, и Флетчера), заключив, что они попросту «слишком разные люди». Он опровергает, что группа не прислушивалась к мнению Флетча по поводу музыки, но «…порой он говорил правильные вещи в неподходящий момент, и в определенных ситуациях манера, в которой он изъяснялся, могла взбесить некоторых людей. Но я принял к сведению, что он всегда пытался интерпретировать свое мнение как мнение обычного человека. Хорошо это или плохо, но высказывания Флетча всегда были либо определенно положительными, либо полностью отрицательными. Но это все было сложно переварить Алану. Я думаю, его так раздражали вещи, которые Флетч говорил про музыку, просто потому, что ему было трудно внимать советам от кого-то, кто вообще не музыкант».

Наблюдая за растущим и в будущем непримиримым разрывом, Дэниел Миллер также отметил, что пара несовместима в студии: «Алан действительно не понимал роль Флетча, а даже если бы и понял, то все равно не признал бы ее. Он говорил что-то вроде: “Флетч никак не способствует созданию музыки, он просто ошивается вокруг, играет в пул или настольный футбол и отвлекает Мартина”». Такими были его отношение и его точка зрения. Он был счастлив от того, что им удалось сделать, и хотел сосредотачиваться только на работе, что, в принципе, вполне могло бы быть практическим подходом, но не сильно повлияло на солидарность группы. Гор же и вовсе стал называть его «фриком контроля» за его бескомпромиссные взгляды. По мнению автора песен, задача Уайлдера как музыканта была следовать направлению, выбранному группой. И хоть было здорово поощрять его придумывать свои собственные идеи, клавишник определенно не был тем, кто решает. «Алан обычно сосредотачивался на продакшне, и это было как раз тем, что не сильно меня интересовало, – обыденно сообщает Гор. – Очевидно, что меня волновало, что происходит и каким будет финальный результат; если мне нравилось то, что он делает, тогда я отпускал его самого следовать дальше, но если доходило до точки, когда мне уже что-то не нравилось, тогда я говорил: “Не думаю, что это работает, попробуй что-то еще”, что само по себе означает, что ты кто-то вроде бэкграунд продюсера». В любом случае, исчезновение Флетчера на этой стадии записи не повлияло на пластинку. Песни были одними из лучших в карьере Гора; миланские сессии запустили свежее направление в микшировании новых органичных звучаний с электроникой, а Эллис сделал более динамичный вклад в группу, чем симпатичный, но непринужденный Дэйв Баскомб. Уайлдер: «Время в Дании было очень плодотворным, и несмотря на то, что некоторые песни, как, например, «Clean» и «Policy Of Truth», сменили множество “лиц” прежде, чем финальные версии были записаны, для нас это было наиболее продуктивным и приятным временем. Была еще песня под названием «Mother Me», которую мы тоже записывали в то время, но так и не закончили, а «Happiest Girl» впервые за долгое время появится на LP».

В августе 1989-го они переехали в «Церковь в Крауч-Энде», что в северном Лондоне, где новый партнер группы Стив Лайон помог им с настройкой техники. «Когда мне в первый раз предложили поучаствовать в сессии, я отказал, – вспоминает Лай-он. – В то время это была совершенно не моя музыка. Я все еще представлял их подростковой поп-группешкой из школы, хотя мне нравились определенные вещи из Music For the Masses . Но они перезвонили мне и сказали: “Просто приходи и сделаем все за неделю”, поскольку Дэйву нужно было записать вокальные партии». Эта последняя студийная комбинация сработала очень быстро, а Лайон полностью пересмотрел свое отношение, после того, как услышал микс на «Personal Jesus», сделанный Франсуа Кеворкяном. «Я услышал «Personal Jesus» на мой первый или второй день в студии и осознал, что это нечто особенное. Атмосфера в студии была отличная, мы знали, что работаем над очень хорошим материалом». Франсуа Кеворкян помогал сводить альбом, но это был медленный процесс. После месяца работы легковозбудимый перфекционист закончил только четыре песни. Хуже того – группе понравилась только одна из них. «Проблема была в том, что он делал все чрезмерно электронным, – объясняет Эллис. – И он придавал всему диско-стиль, который сработал с одной из песен, но совсем не подходил другим. С того момента группа попросила меня приходить на час или два в студию каждый день, чтобы контролировать процесс и вносить предложения. В основном, я пытался разбавлять преобладающую электронику более грязным, острым подходом». Лайон комментирует: «Кеворкян был довольно дерзким персонажем, помню, он как-то просто уничтожил звукооператора. У него были горы оборудования, и он определенно сформировал чистоту звука на альбоме». Быстрый взгляд на титры открывает, что Кеворкян микшировал все треки кроме «Enjoy The Silence», на которую Дэниел Миллер наложил вето. «Он заставил нас воссоздать то, что мы сделали на черновом миксе», – рассказывает Эллис, который работал над финальной версией трека с боссом Mute.