Дана Борисова - Жизнь под кайфом. Откровенная автобиография

Кредит я взяла аж на пятнадцать лет, и рассчитывать на то, что я одна смогу его выплатить, было страшной ошибкой. Теперь я отчетливо понимаю, что тогда, именно в тот момент началось стремительное и неотвратимое формирование моей зависимости. Это было начало конца, а вскоре мне, перспективной ведущей, предстояло превратиться в испитую алкоголичку и к тому же полюбившую наркотики…

В середине августа 2004 года меня вызвал руководитель телеканала и сообщил, что свободной вакансии телеведущей, к сожалению, нет, но меня готовы оставить на «НТВ» в качестве репортера светской хроники. Я должна была вести небольшую рубрику о жизни звезд, ездить по тусовкам и брать интервью у знаменитостей.

Может показаться, что в этом нет ничего зазорного, но для меня это занятие было унизительным. За спиной были шестнадцать лет, проведенных в кресле ведущей, со многими звездами я общалась легко, а иногда и свысока смотрела на певичек – однодневок – такой уж был у меня статус. Для звезд было почетно появиться в моем шоу, а тут мне предлагали толпиться в очереди журналистов с микрофоном, поджидая, когда предоставят доступ к телу очередной знаменитости. Мне четко дали понять, что вопросы должны быть с «желтизной». Например, «Есть ли у вас любовница?» или «Мы засняли, как вы наведываетесь в кожно-венерологический диспансер, что бы это значило?» Мерзко и унизительно заглядывать в чужие трусы, ковыряться в грязном белье… Но выхода не было. Начался телевизионный сезон, все ведущие были пристроены, и маловероятно, что мне удалось бы найти что-то более приличное. На руках у меня была четырехлетняя Полина, которую я только что пристроила в престижный языковой садик с занятиями йогой.

И я стала ездить на тусовки. Всегда и везде для журналистов и звезд накрывают фуршеты. Я поняла, что после пары бокалов вина мне становится легче и комфортнее: язык развязывается, «желтые вопросы» больше не смущают, фантазия работает лучше и ярче. Мне даже удавалось придумывать какие-то скандальные и каверзные темы. Опытным путем я выяснила, что лучше пить белое вино, чем красное. От красного на губах оставался бордовый отпечаток, что было заметно в кадре, а белое вино не оставляло следов, поэтому пить его было удобнее.

До тридцати четырех лет у меня не было тяги к выпивке, после одного бокала меня начинало клонить в сон, я не могла общаться, а это было скучно. Но наследственность, как я уже говорила, у меня была плохая, по маминой линии оба родных брата умерли от алкоголизма.

Я стала быстро пьянеть, вместо вина в бокале все чаще появлялись коньяк или виски с колой.

Я записывала интервью слегка выпившей, а уже после съемок отпускала съемочную группу и уже «гуляла» до конца вечеринки. Наконец, слухи дошли до руководства, и меня вызвали «на ковер» к шеф-редактору. В резкой форме меня предупредили, что в кадре недопустимо появляться в нетрезвом виде. Но все ограничилось тогда только выговором. Для зависимого человека любые препятствия – полная ерунда, и поэтому, естественно, пить я не прекратила.

Я возвращалась в пьяном виде домой, маме это, конечно же, не нравилось, но и она ограничивалась лишь воспитательной беседой.

В дальнейшем я стала искать общества людей, которые часто выпивают. А в отсутствие мамы полюбила проводить вечера дома, наедине с бутылкой. Вскоре я попала в больницу, так как резко набрала вес, распухла буквально за месяц, ведь в алкоголе содержится много сахара и углеводов. Руководству пришлось вывести меня в неоплачиваемый отпуск.

Я осознала, что дальше тянуть уже некуда, поэтому согласилась по просьбе мамы лечь в наркологическую клинику в Выхино. «Прокапалась» в больнице пару недель, а затем меня в первый раз закодировали. На тот момент кодирование был самым распространенным методом лечения алкоголизма. Мне сделали укол под лопатку и сообщили, что, если в течение ближайших шести месяцев я выпью любое спиртное, то умру. Это на меня подействовало. Татьяна Львовна, врач-нарколог, прописала мне антидепрессанты, благодаря которым вернулись активность и хорошее настроение. Я смогла похудеть и вернуться в профессию. Естественно, лечение в больнице было оформлено анонимно. Мои проблемы на телевидении мало кому были известны на тот момент.

«Однажды меня доставили в клинику в таком состоянии, что я не могла ходить… Просто ползла».

Практически во всех наркологических клиниках, в которых я лежала, у меня появились постоянные друзья. Медсестры, охранники, пациенты встречали меня как старую знакомую, улыбались и радовались нашим новым встречам. Помню, однажды меня доставили в таком состоянии, что я уже не могла ходить, просто ползла. Мне тогда сказали, что у меня началась последняя стадия алкоголизма, при которой отказывают ноги, а печень превращается наполовину в жир…

Вскоре после того как я вышла из клиники, раздался звонок от Александра Любимова, руководителя телекомпании «ВИД», в 2014 году он возглавил «РБК-ТВ». Александр знал меня по двум своим проектам, в которых я участвовала – «Последний герой» (часть вторая и часть пятая). На этих культовых передачах, где ведущими были Николай Фоменко и Евгений Меньшов, я выступила блестяще! Я показала себя не только ведущей, но и интересной, спорной, обсуждаемой фигурой, дающей рейтинг. Недаром меня приглашали на эту передачу дважды – на съемки в Доминикане и на Панаме. Любимов запомнил меня, дал шанс вернуться в профессию и появиться на канале «РБК» в новом амплуа – ведущей информационной программы «Деловое утро».

Личная жизнь тоже постепенно налаживалась. Я познакомилась с молодым человеком из состоятельной семьи. Мы съездили вместе с ним и моей дочерью на отдых в Арабские Эмираты. Он общался с дочерью, я послушно соблюдала требования кодировки, поэтому на всех вечеринках с достоинством говорила: «Спасибо, я не пью».

Работа на «РБК» была невыносимо тяжелой, график был «неделя через неделю». Вставать приходилось в половине четвертого. В пять утра я уже была на канале – ехала на работу, причем сама была за рулем… Потом мы наносили грим, читали информационные блоки, работали на компьютере… Эфир начинался в семь утра и шел нон-стоп четыре часа на Москву. Поэтому что-то перемонтировать или исправить было нельзя: слово – не воробей, ошибка вылетит – не поймаешь.

Тексты на «РБК» были специфические: новости биржи, курсы золота и валют, спортивная рубрика с именами незнакомых мне спортсменов и спортивными терминами, в которых я едва разбиралась. Четыре часа эфира казались мне бесконечными. Была всего одна пауза в десять минут, во время которой я могла сбегать в туалет на каблуках, а потом на ходу влететь обратно в кадр. Информационный эфир – это вообще не мое! Я путалась в текстах, меня выматывал ночной график. После работы я ложилась спать до вечера, и бывало так, что я не видела Полину по несколько дней…