Роджер Долтри - Моя история. Большое спасибо, мистер Кибблвайт

Как по волшебству, через несколько дней после Рождества 1970 года Билла вызвали на комиссию по условно-досрочному освобождению. Они сообщили ему: «Мы планируем отпустить тебя на три-четыре месяца из Пентонвиля. Поработаешь на испытательном сроке, а затем будешь условно-досрочно освобожден». Он спросил: «Почему?» Они ответили: «Ну, нам кажется, что ты хорошая кандидатура для условно-досрочного освобождения». «Нет, нет, – сказал Билл. – Вы, мать вашу, знаете, что я невиновен». Против собственной воли Билл был освобожден, и так закончилась его служба в «торговом флоте». Вскоре на волю вышел и Билли Стакл, но он умер через несколько месяцев после освобождения. «По моему мнению, именно тюрьма убила его», – говорит Билл. И без того, должно быть, тяжко отбывать срок, когда вы знаете, что сидите за дело. А как чувствует себя невиновный человек? Билл выжил, но шестидесятые прошли мимо него. Он провел семь лет каторжных работ в одиночной камере, а затем был освобожден без всяких извинений. Он позвонил Майку Шоу, одному из его самых давних друзей из Кеннинг-Тауна, и на следующий день уже получил работу в Track Records.

Это был счастливый случай как для него, так и для меня. Спустя несколько месяцев после знакомства с Биллом я выяснил отношения с Китом и Крисом в подвале Track Records и решил, что мне нужен новый менеджер. Билл уже пытался изменить их отношение к моему сольному материалу. Он сказал им: «Если мы будем работать над его альбомом и он добьется успеха, это будет лучшее, что мы можем сделать для него и для нас. У него будет уверенность в себе, он обретет себя. Нужно, чтобы он чувствовал себя никому ни в чем не уступающим». Как он потом вспоминает: «Эти засранцы высмеяли меня. Они сказали, мол, на тебе чертов флаг в руки, если хочешь сделать это». Поэтому Билл сказал: «Хорошо, я покажу вам».

С той минуты, как я сделал его своим менеджером, я начал зарабатывать как никогда раньше. Это все его заслуга, потому что к моменту его прихода Кит и Крис уже вышли из-под контроля. На самом деле конец мог наступить раньше, если бы Билл так быстро не вник во все тонкости. У него не было выбора. Никто больше ничем не управлял, царил беспорядок. Я не часто заходил в Track Records, но, по словам Билла, Кит и Крис относились к компании как к своему личному банкомату. Кит приходил к обеду, брал все наличные в сейфе, и, если этого было недостаточно, он сам себе выписывал чек, а затем уходил по делам.

Все было рассчитано так, что Track Records делили прибыль лейбла напополам с PolyGram. Это было хитрый шаг. Они управляли группами, отправляли их в турне, продюсировали альбомы и выпускали их. Они делали деньги на каждом этапе. Но они также контролировали авторские гонорары, которые составляли пятнадцать процентов от розничной торговли. Когда они начали подписывать контракты с другими артистами – Марком Боланом, Джими Хендриксом, Артуром Брауном, группой Thunderclap Newman, – все их гонорары были переведены на отдельный счет в Mammoth Records. Время от времени они давали немного денег Джими и остальным, но большую часть всегда сохраняли себе. И половина прибыли поступала от сделок с PolyGram. Как я уже говорил, предполагалось, что мы были партнерами. Кит и Крис пообещали четверым из нас по десять процентов от Track Records. У меня все еще сохранилось это письмо. Его пожевала моя собака, но я сохранил его в качестве напоминания. Это была целая гора денег, но никто из нас не увидел и копейки.

Между тем, у Кита был дворец XV века прямо на венецианском Гранд-канале. Сам я там никогда не был, но мне говорили, что это очень красивое здание. Этот дворец рисовал Моне, Раскин проявлял живой интерес к его инкрустированным круглым окошечкам. Он принадлежал графиням, дипломатам и венецианским королевским особам. А потом Киту Ламберту. Вдобавок у Кита и Криса были шикарные дома в Найтсбридже.

В начале семидесятых Кит и Крис стали наркоманами. Люди, страдающие от героиновой зависимости, постоянно беспокоятся о том, как бы не кончились деньги. Поэтому они заключали сделки с промоутерами, по которым те получали меньшую сумму аванса, а не справедливую долю от общей прибыли в конце. Как и полагается наркоманам, они просто хотели получить в свои руки наличные. Разумеется, они не говорили при этом: «Мы собираемся украсть эти деньги». Я уверен, что они убеждали себя, что только берут взаймы, но по сути это было одно и то же. Эти поступки сквозили отчаянием. У Билла были другие мысли на этот счет. По его мнению, Ламберт и Стэмп всегда чувствовали себя выше группы. Мун был клоуном, Энтвисл был якорем, а Таунсенд – гением, которого они холили и лелеяли. Меня же они просто терпели.

Если бы это зависело от меня, мы бы еще раньше избавились от Кита и Криса. Мы бы избавились от них ровно в тот момент, когда у меня появились бы неопровержимые доказательства их обмана. Я много лет подозревал, что они не чисты на руку, но совсем другое дело, когда у тебя есть убедительные доказательства того, что твои так называемые менеджеры тебя обкрадывают. И я получил их вскоре после того, как вернулся с гастролей в поддержку моего сольного альбома. Кит и Крис сказали: «У нас есть контракт на три альбома с MCA Records, миллион долларов за пластинку. И твой процент от каждого альбома составляет 529 325 долларов». Минуточку.

По контракту нам причиталось шестьдесят процентов. Я знал, что независимо от того, сколько раз прогнать эту сумму через калькулятор, 529 325 долларов – это не шестьдесят процентов от миллиона долларов. Дело обстояло даже смешнее, поскольку они высчитали наш гонорар с точностью до цента. Пускай я не оканчивал Оксфорд, но я не дурак. Так что я позвонил им и попросил снова все посчитать. Они назвали мне ту же самую сумму. Я дал им последний шанс все проверить, но они сказали, что все в порядке. Тогда я позвонил Теду Олдхему, нашему юристу, который подтвердил, что за альбом группе должны заплатить шестьдесят процентов от миллиона долларов. Уроки математики из Шепердс-Буш не прошли даром. Было совершенно ясно: Кит и Крис дурачили нас.

Я поговорил с Китом Муном и Джоном и объявил, что не желаю, чтобы люди, утратившие мое доверие, занимались моим бизнесом. Речь шла даже не о деньгах. Несмотря на то, что нам нужно было кормить свои семьи, речь никогда не шла о деньгах. Я всегда знал, как нам повезло, что мы нашли друг друга и что нам на пути повстречались эти двое. Я всегда ценил их креативность и то, как много они сделали для нас. Я просто больше не хотел, чтобы они занимались делами группы. Я хотел расторгнуть сделку по менеджменту, перевести их на оклад в десять процентов и сотрудничать с ними только по творческим вопросам. Не хотелось прекращать с ними работу, но нельзя было, чтобы наркоманы распоряжались нашими финансами. Кит и Джон увидели здравое зерно в моих рассуждениях, но Пит и слушать ничего не хотел. Он не собирался ставить свою подпись, чтобы положить конец этому контракту. Я сказал ему, что мы должны что-то с этим поделать, но он уперся, и все тут. Для него деньги The Who были не более чем карманными расходами. Так что ничего не изменилось, пока он не отправился в Америку год или два спустя и не узнал, что они прикарманили себе часть его авторских доходов. Я не знаю, сколько они взяли. Это было не мое дело, но именно тогда все дерьмо полетело на вентилятор.