Бенджамин Мозер - Susan Sontag. Женщина, которая изменила культуру XX века

Название романа «В Америке» намекает на место, в котором индивиду не надо иметь четко определенного склада личности и характера. К такому выводу Зонтаг пришла в Боснии, о чем и пишет в предисловии. В Боснии и в Европе в целом черты личности и характера были непреложными – даже такие люди, как югославы, не представляли себе, что обладают этими чертами.

«Прошлое здесь не имеет большого значения. Здесь настоящее не подтверждает прошлое, а перечеркивает и побеждает его» [1501], – писала она. Критики часто говорили об этом. «Европа – это прошлое, корни и традиции. Америка – это настоящее, свобода, новизна и изменения», – писала Митико Какутани в NY Times.

«Нам говорили, что Америка – это место, где бедные могут стать богатыми и все равны перед законом, а улицы вымощены золотом. Америка – это место, где рождается будущее. Америка – это место, где все возможно.

«Американец, – пишет Рисзард в письме, – это человек, который все оставляет позади» [1502].

Это достаточно избитое и банальное определение, которое при этом не является злонамеренным или излишне негативным, какими были, например, тексты Зонтаг времен войны во Вьетнаме. В романе Америка изображена как место, в котором человек может измениться по собственному желанию, отбросив одну личность и приняв другую: «Целая страна, в которой люди верят в силу воли» [1503].

В текстах о Вьетнаме она обличала «принцип воли», называя его «самым ужасным, что есть в Америке». В 1960-м она писала в дневнике о «проекте уничтожения воли». Спустя много лет Зонтаг начала воспевать американскую силу воли, а путешествия Марины изображала в виде «лечения переменой мест», то есть побегом. «Счастье зависит от того, что ты не попался в ловушку индивидуального существования, в банку с написанным на нем твоим именем» [1504], – писала она. Успех только усиливает веру Марины в силу воли: «Я доказала себе, что при наличии достаточно сильной воли, можно преодолеть любые сложности» [1505].

Но даже величайшие актрисы не в состоянии избежать некоторых «ловушек», в особенности самой коварной из них. Ложная смерть является одной из излюбленных тем времен раннего творчества Зонтаг, и эта тема появляется и в ее последнем романе.

«Все соглашались с тем, что ее самой успешной ролью, в которой она умирала, была роль в «Камилле». Во время спектакля, как писали в крупнейшей газете города The Territorial Enterprise, из тысячи людей, находившихся в зале, двух зрителей настолько испугала сцена, в которой Маргарита спрыгивает с дивана, с грохотом падает мертвая, что их разбил паралич, и они смогли подняться со своих мест только через час после окончания представления» [1506].

Поклонники высоко оценили ее силу воли и стремление побороть смерть.

«Она просто не знает, как умирать», – говорил Рисзард.

«Пример поведения, вдохновляющий всех нас», – заявила миссис Витингтон» [1507].

Когда Зонтаг в июне 1998 года, заканчивая книгу, писала эти слова, она жила у Паоло Дилонардо в Бари. Она познакомилась с Паоло, когда тот переводил ее роман «Любовница вулкана». Энни говорила, что Паоло «выглядел странно и был человеком интересным. Зонтаг любила Италию, где у нее было много любовных романов, и ей нравился его итальянский акцент» [1508]. Если Давид часто не соглашался с ней и спорил, Паоло никогда ей не перечил, и Зонтаг это нравилось.

Но тут героиня с железной волей начала сталкиваться с жизненными трудностями. «Возможно, мрачно размышляла Марина, она уже использовала отведенное ей силой воли количество подвигов и достижений» [1509]. Эта строчка находится в конце книги. «Меня уже ничто не остановит», – думала Зонтаг, заканчивая книгу, но спустя несколько дней она начала пи́сать кровью [1510].

Почти 25 лет Зонтаг жила в страхе от того, что снова может заболеть раком. В июле 1998 года в Нью-Йорке ей поставили диагноз – саркома матки. Опухоль была размером с грейпфрут и, как она говорила знакомой, с шипами, как у «морского животного» [1511]. Это существо поедало ее изнутри. Ей делали гистерэктомию, а потом лучевую и химиотерапии. Кроме этого, она принимала цисплатин – препарат с содержанием платины. Как сказали Зонтаг, этот препарат эффективно борется с саркомой, но из-за содержания тяжелых металлов мог вызвать другие серьезные заболевания.

Сьюзен было 65 лет, и она прекрасно понимала, чем будут ее лечить и что все это будет значить для ее организма. «Она была уверена, что умрет, – говорил Майкл Силверблатт. – Она чувствовала, что может столкнуться с раком, но я не уверен, что она осознавала, что ей придется столкнуться с химиотерапией и ее последствиями». Она «очень просто» говорила об этих вещах. И если она и была напугана, то все же была готова перенести лечение. Однажды она сказала подруге, у партнера которой был рак: «Помни, что это не объездной путь, за которым последует ее жизнь. Это и есть ее жизнь» [1512]. По словам Силверблатта, «ее жизнь превратилась в борьбу с болезнью. Ее дом превратился в поле битвы. У нее были все результаты ее анализов крови. У нее было все, что писал ей врач. У нее в компьютере были ее рентгеновские снимки» [1513].

ЧТОБЫ МЕНЬШЕ СТРАДАТЬ И БОЯТЬСЯ, ОНА КОНЦЕНТРИРОВАЛАСЬ НА ФИЗИЧЕСКИХ АСПЕКТАХ БОЛЕЗНИ.

Именно так она и советовала поступать другим в подобной ситуации. В эссе «Болезнь как метафора», вышедшем двадцатью годами ранее, она писала: «Моя цель была в первую очередь практическая». Когда Зонтаг заболела раком в первый раз, то спрашивала других больных, какой курс лечения те проходят, на что получала один ответ – химиотерапия. На этот раз она удивлялась тому, что в ответ на тот же вопрос, «с их языков срывались многосложные слова» [1514]. Она призывала не свято верить, а подвергать сомнению советы докторов, поэтому многие, точно так же как и она, начинали читать книги о лечении рака. И не только книги. «Интернет стал новым источником информации по болезням XXI века» [1515].

Она обратила внимание на то, что произошли и отрицательные изменения. Точно так же, как в других областях, болезнь и здоровье стали продуктами, которые продавали и покупали. «Фармакологическая индустрия играет огромную, если не ведущую и контролирующую роль. Пропаганда этой индустрии направлена в приемные докторов и больниц, а также кабинеты врачей. Новая капиталистическая медицина, которой управляют бюрократы страховых компаний, радикально подорвала авторитет докторов и их способность принимать независимые решения по поводу своих пациентов». Как и ранее, она внимательно прислушивалась к языку, отразившему произошедшие изменения. Врач превратился в «поставщика медицинских услуг», а пациент – в «потребителя медицинских услуг» [1516].