Бенджамин Мозер - Susan Sontag. Женщина, которая изменила культуру XX века

И это не «информация». «Исследования», на которые вы ссылаетесь, сводятся исключительно к долгоиграющим сплетням, и эти сплетни, хотя и не делают мне ничего «плохого», не являются правдивыми» [1559].

Впрочем, она не всегда реагировала так агрессивно. В 2003-м проверяющий факты сотрудник New York Times спросил, является ли Зонтаг «бывшим компаньоном мисс Лейбовиц», на что получил ответ: «Я слышала эти слухи. Нет, эта информация не верна» [1560]. Зонтаг врала даже своей сестре.

«Я приезжала в Нью-Йорк… Мы ходили куда-нибудь, что-то смотрели, кого-то навещали, и потом она говорила: «Мне надо к Энни. У нее там семейные проблемы». Она придумывала какую-то неправдоподобную историю, и мы снова виделись на следующее утро. И к вечеру все повторялось снова, только с новым предлогом. В конце концов я к этому привыкла».

Джуди узнала о раке сестры из статьи в Hollywood Reporter. О связи Сьюзен с женщинами она узнала от знакомого из Сан-Франциско, который упомянул об этом как об общеизвестном факте. Джуди была в шоке [1561].

Приблизительно в то время, когда Сьюзен поняла, что Роллисон хочет устроить ей каминг-аут, у нее было интервью с Джоан Акоселла для журнала The New Yorker. Статья о Зонтаг должна была появиться к выходу романа «В Америке». «Несколько интервью, которые я провела со Сьюзен, оказались самыми сложными интервью, которые я взяла за всю свою жизнь. А я брала интервью у дочери Нижинского, которая была шизофреником» [1562], – говорила Акоселла.

Зонтаг по полной «наехала» на Акосселу, что было довольно странно. Однако за массой грубостей, которой той пришлось выслушать, Акосселу поразило то, насколько оторванной от жизни была Зонтаг.

«Она искренне хотела, чтобы я написала про нее что-то хорошее. Она хотела, чтобы я стала ее другом (в кавычках), вошла в круг ее близких, стала «своей». Она ужасно гордилась своими друзьями и одновременно ужасно обманывалась в том, кто есть ее друзья. Она говорила: «Вот этот человек является моим близким другом». А я за день до встречи с Зонтаг говорила по телефону с этим человеком, который отозвался о ней следующим образом: «Эта гребанная сука» [1563].

Акоссела быстро увидела самую главную ложь. Сьюзен утверждала, что первой женщиной, с которой переспала, была Ирэн, после того как та подарила ей 1000 белых роз. Акоссела знала, что вскоре выйдет написанная Роллисоном биография, и сказала, что Сьюзен стоит что-то предпринять «до того, как выйдет обвиняющая ее книга», и предложила ей, что готова написать что-нибудь безобидное.

«Используй меня для того, чтобы упредить их и опровергнуть. Используй для этого мой материал. Скажи, что ты бисексуал, и дело с концом». Зонтаг была в ужасе от моих слов. Просто в ужасе. Она сказала: «Я не знаю, какими словами все это сказать. Просто не представляю». Я ответила: «Я напишу слова на бумаге, ты можешь их прочитать или сказать что-то другое, что считаешь нужным. Я буду сидеть рядом с тобой с включенным диктофоном. Все должно быть записано на пленку».

В The New Yorker требовали документальное подтверждение каждой цитаты, поэтому признание Зонтаг должно было быть записано.

«Потом я пришла к ней в следующий раз. Она сидела в огромном кресле в центре гостиной. Я сказала: «Сьюзен, я должна попросить тебя перейти сюда или туда». Я сидела на диване. Она ужасно нервничала. Наконец, она пересела на диван. Я уселась у ее ног, включила диктофон, предварительно проверив его, чтобы не было никаких проблем с записью. Медленно и запинаясь, она произнесла то, что я процитировала в статье».

Ее признание было в стиле рафинированного автора эссе «Заметки о кэмпе». «Ну и что, что у меня были герлфренды и бойфренды? Я никогда не думала, что мне придется в этом признаваться, потому что мне казалось, что это самая естественная вещь в мире» [1564].

На странице журнала фразы казались совершенно безобидными, но в реальности они дались Зонтаг с большим трудом.

«Человек, расшифровывавший интервью, был геем, обычным нью-йоркским геем, который совершенно не скрывался. И ему пришлось напечатать эти фразы. Он услышал не только слова, а сдавленный тон голоса Зонтаг. И этот человек сказал, что после этого расплакался. И я сказала ему: «Я тоже расплакалась». Зонтаг произносила эти слова, а я плакала» [1565].

Клозет – это не место. Это метафора. Вместе со связанной с этим словом другой метафорой, «каминг-аут», оно является примером однобокости и недостаточности метафор в целом. В отличие от самых разных сложностей, которые предполагает понятие «каминг-аут из клозета», в лингвистическом смысле и разговорном языке это понятие описывает простое действие – решение и переход из одного пространства в другое.

Эта метафора не существовала до 60-х ни в движении за права геев, ни в общении между собой геев и лесбиянок.

«Принятая у геев кэмп-терминология, в данном случае выражение «каминг-аут», заимствовано из лексикона светских дам и означает выход молодой особы в свет, каминг-аут в общество своей социальной ровни… До войны геи использовали выражение «каминг-аут» только в смысле выхода или появления человека в мире геев, в гомосексуальном сообществе» [1566].

В любом случае после появления понятия «клозет» появилась возможность исследовать его феномен. Если гомосексуалисты в эпоху борьбы за права женщин и черных начали понимать, что тоже являются меньшинством с ущемленными правами, они также понимали, что существует большая разница между тем, как растут и развиваются девочки и представители нацменьшинств по сравнению с тем, как растут дети – будущие геи.

Девочки или большинство девочек узнают о том, как должна вести себя женщина, от своих матерей. Чернокожий ребенок узнает, как бороться с проявлениями расизма от родителей и других живущих по соседству черных. Но будущие геи (чаще всего) рождаются в гетеросексуальных семьях и часто проживающих в районах, в которых геев совсем не жалуют. Следовательно, эти дети или молодые люди врут, ведут себя не так, как бы повели бы себя в других ситуациях. Для них ложь – это вопрос выживания.

ИМЕННО В ТАКОМ КОНТЕКСТЕ МОЛОДАЯ ЗОНТАГ В СВОЕ ВРЕМЯ ПИСАЛА, ЧТО «ЯВЛЯЯСЬ ГЕЕМ… Я ТОЛЬКО ХОЧУ БОЛЬШЕ ПРЯТАТЬСЯ».

В ее детстве умение прятаться было важно не только для подростков, но и для взрослых. Точно так же как и она, многие геи связали себя узами брака. До начала 60-х любые попытки общаться с другими геями были чреваты. В случае Сьюзен она чуть было не потеряла родительские права. Гомосексуалист в профессии, требовавшей наличие лицензии (в областях медицины, права и психиатрии), мог потерять эту лицензию по причине «моральной развращенности». Полиция часто досаждала им. Журналисты приходили в гей-бары, чтобы обнародовать имена и адреса их посетителей, часть которых после этого заканчивала жизнь самоубийством.