Ольга Хорошилова - Мода и гении. Костюмные биографии Леонардо да Винчи, Екатерины II, Петра Чайковского, Оскара Уайльда, Юрия Анненкова и Майи Плисецкой

Потом Анненков будет так же внимательно изучать жизнь человеческую — сквозь стекло проницательного монокля. И окажется, что она очень похожа на мир под микроскопом. Тот же хаос, те же инстинкты. Люди тоже живут биологией и отчаянно питаются друг другом.

В Париже Анненков сделался настоящим, прожженным монпарно. Быть монпарно значило не только обитать на Монпарнасе. Это значило быть художником (естественно, гениальным), тянуть часы и тянуть алкоголь (только в богемных «кафе артистик»), мурлыкать стихи, драться за истинное искусство, сновать по галереям (лучшие, конечно, на Монпарнасе) и одеваться соответственно.

Анненков одевается, как монпарно: мятая темная шерстяная тройка, элегантное поношенное пальто, галстук-бабочка (немного набок, важна небрежность), шикарная черная широкополая шляпа, почти сомбреро, непременно сигаретка в красивых пальцах истинного художника. И еще — приятная модная хрипотца в голосе. Ею Анненков форсил, вернувшись в Петроград. Ее расслышал и отметил в дневнике Корней Чуковский, тоже весьма острый — на язык, на слух и зрение.

Истинный монпарно должен любить эпатаж. Что делает Анненков? Он выворачивает пиджак наизнанку и надевает в рукава. Точно так же поступает Иван Пуни. И два художника, два друга, расхаживают в них по Grands Boulevards, к большому возмущению спесивых бульвардье. И только через три года состоится московский демарш — Малевич и Моргунов будут ходить с ложками в петлицах по Кузнецкому мосту. Но что такое русские ложки в петличках против вывернутых пиджаков в центре спесивого Парижа?

Среди взъерошенных художников Юрий Павлович выглядел элегантно-небрежным денди, монпарно без изъянов. К его стилю примерялись друзья-авангардисты и даже просили совета, где бы достать таких вот недорогих безделиц — «что-нибудь эдакое, по части моды». Юрий Павлович был спец по части моды и знал места. Он знал, где продают неплохие костюмы и боты, где можно сторговаться, а кто может отдать так, задарма, за быстрый набросок. Он знал всех лучших (то есть щедрых) старьевщиков и одевался выгодно в обоих смыслах.

Замечательная история произошла с Давидом Бурлюком. Зазнавшийся Париж был к нему неприветлив. Одноглазый футурист крайне нуждался. Он походил на клошара: весь в заплатах, ботинки перевязаны бечевкой — у них тоже болят зубы. И вот из самых глубин своей нищеты он шлет письмо Анненкову, хлюпает и хнычет о невзгодах, о том, что «трагические времена пришли», что случилось страшное — у ботинка отпала подошва, и выйти из комнаты невозможно. Бурлюк умоляет немедленно зайти к нему, взять «жалкие» 2 франка 50 су и непременно купить «столь же жалкие туфля». Но Бурлюк знает своего друга, юркого Юрку. Он надеется, что тот непременно сторгуется, купит «туфля» за 2 франка, а на оставшиеся 50 су отыщет ему что-то, «в чем можно выйти на улицу».

Это гораздо позже Юрий Павлович будет одевать кинозвезд. В Париже 1910-х он одевал нищих художников. И себя.

Поздней осенью 1913 года Анненков вернулся в Петербург и сразу погрузился в работу. Его жизнь похожа на карусель: едкие карикатуры для «Сатирикона», иллюстрации для книг, декорации для театров. Пишет пейзажи, ню, кое-что на библейские темы. Но лучше удаются портреты. Его «Мирон Шерлинг» — безусловный шедевр.

Анненков нарасхват. Он в Союзе молодежи, нежно обжимается с Леночкой Гуро и на дружеской ноге с ее супругом Михаилом Матюшиным. Он в Художественном бюро Надежды Добычиной и на салонах современной русской живописи. Он в артистических кафе и дансингах. Анненков становится известным. Его обожают женщины. В мастерской щебечут стайки прелестных натурщиц. Знакомые дамы льнут к нему в ресторанах и на выставках — умоляют о портретах, пока цена еще не слишком высока. Личная жизнь — калейдоскоп, но все же он делает выбор. Его женой становится Леночка Гальперина. Они знакомятся в 1914-м — ему двадцать пять, ей только семнадцать. Она стройна, гибка, послушна. Она танцует в кабаре. Анненков много пишет ее обнаженную, рассматривая сквозь монокль. Не забывает о любимых вещицах: чулочках, подвязках, панталончиках и кружевных сорочках.

Он сочиняет ей сценические костюмы — в одном она играла вместе с Ольгой Глебовой-Судейкиной пантомимы в «Привале комедиантов». Он много работает над театральными костюмами, в том числе для «Кривого зеркала». Они комичны, гротескны и, конечно же, эротичны.

Истинный монпарно не забывает о современных нарядах. Кажется, что увлечение женщинами растет в нем одновременно с интересом к моде. Он в курсе того, что носят, он сам старается не отстать. Элегантные тенденции Парижа отражены в его дореволюционных работах.

Наверно, самая яркая — рисунок Sunbeam, настоящий модный ребус. «Он» — быстрый абрис: пальто, цилиндр. «Она» — полная, во всех смыслах, противоположность: жирной тушью лоснится манто, роится тень за спиной, сливаясь с жужжащим мехом ее соболей. Детали очаровательны: туфельки с острыми носками и французскими каблучками и грациозная сигаретка на асфальте. За парочкой на стене — печатный обрывок газетной фразы: SUNBEAM. Reproductions represent a quality of highest …

Случайностей у Анненкова не бывает. Мне захотелось узнать, что означает этот Sunbeam, к чему относится и как может быть связан с элегантной парочкой на первом плане. Задача непростая. Известен год — 1917-й. Есть обрывок фразы, которая рекламирует бесспорные достоинства некоего продукта под названием Sunbeam («Солнечный луч»). И, вероятнее всего, этот обрывок происходит из английского журнала или газеты. Анненков — книгочей, журнальный червь. Собирал библиотеку светских изданий, которыми вдохновлялся, и кое-что из них, в том числе пикантные детали «ланжери», умыкал для своих графических экзерсисов.

Реклама из британской газеты The Sphere (февраль 1917 г.), использованная Юрием Анненковым для коллажа Sunbeam

Если расчет верный, то искать рекламу Sunbeam следует в британской периодике. Поиски привели меня в электронный архив прессы. Выбрав год и уточнив поиск по обрывку фразы на рисунке Анненкова, стала перелистывать все подходящие по времени и набору слов издания. И вот — первый успех. В номере журнала The Sphere за 3 февраля 1917 года на рекламной странице опубликован именно тот рекламный блок, который использовал Юрий Павлович, — те же слова, тот же шрифт и размер. Та же реклама встречается в некоторых номерах за 1916 и 1917 годы. Sunbeam — британская автомобильная компания, предлагавшая также моторы и двигатели. Технические достоинства продукции вряд ли интересовали Анненкова. Ему, вероятно, понравилось само название. «Солнечный луч» — нечто романтическое, любовное, метафора чувства, вспыхнувшего между полуневидимкой в цилиндре и растушеванной дамой в мехах, игриво подставляющей пудреную щеку для поцелуя.