Александр Чемек - Где-то на сопках. Хроники строителя магистрали. Книга 2

На работу выходим к 20 часам. Сразу начинаем помогать Гвоздеву надевать гусеницу погрузчика. Возились до 10 вечера: никак не могли вогнать палец, соединяющий траки. При этом Копель рычал на меня:

— Почему насос замерзает?! Надо скорее начинать работать! Уже 9 часов!

Сам он к тому времени скрутил прожектору шею, оборвал проводку…

На погрузчик всё же сел Влад. Съездил 2—3 раза за рассыпным цементом, один раз — за гравием, и встал, чтобы подбить палец крепления штока подъёмника. Аничкин с Владимирским месили бетон, а я носился, как угорелый: сращивал рвущиеся шланги (то водяной, то подающий топливо к ТГ), зажигал и убавлял огонь форсунки, помогал Владу… Около полуночи у погрузчика вдруг застучал движок, повалил черный выхлоп. Степанов заглушил трактор и помрачнел пуще прежнего.

Что делать? Таскаем с ним цемент в носилках, Гошка с Владимирским, ругаясь, перекидывают гравий с дальних куч ближе к мешалке. Кое-как выдали 7 кубометров бетона, спустились в ячейку вибрировать и растаскивать бетон до отметки.

Владимирский разогрел ужин. Засыпая на ходу, поели. Нехотя, подгоняя друг друга, побрели в посёлок в половине третьего ночи. Владимирский рассуждал о нелепости назначения Влада трактористом на дряхлый погрузчик, тогда как Грейф обещал дать новую машину с трактористом…

В четверг встал в 10 часов. Гошка уже сходил в магазин, вскипятил чайник. За завтраком у нас зашёл разговор о Сухомлинском. Затем, занимались русским языком в присутствии Хаткина (ему скучно сидеть одному на больничном с завязанным глазом).

Степанов пришёл с трубы и уведомил, что наша смена начнется в 20 часов. Он починил погрузчик, у которого порвался топливопровод и не был закреплен вал коромысел, о чём он составил акт и написал докладную. До этого времени с Гошкой занимаемся английским языком.

В 20 часов мы были уже на месте. Гнали бетон всю ночь. Только под утро лопнула стремянка крепления гидравлики у погрузчика.

…Дома были в 10 утра и наладились спать. До этого я успел прочесть главу из «Морского орла», а Гошка вырубился сразу. После обеда, немного почитав, ложимся опять. В 16 часов поднимаем Владимирского и Степанова и вместе идём на работу.

На трубе наблюдается оживление: Голуб и Коля пилят и кидают дрова в кузов «Магируса».

— Люпак привёз бутылку и попросил нагрузить машину дров, — пояснил Копель.

Гвоздев докладывает:

— Весь день варили подвеску гидравлики, поэтому бетон не давали, зато починили насос для подачи воды.

Стали готовиться к выпуску бетона. Вдруг погас ТГ. Выяснилось, что в баке нет солярки. На дне большой цистерны были лишь жалкие остатки. Степанов не поверил в очевидное и попробовал сам зачерпнуть топливо ведром. Набралось сантиметров 5. К цистерне подогнали погрузчик, подняли ковшом её дальний конец и слили 8 вёдер соляра. Начали выдавать бетон в 18 часов. Первые два замеса намертво застыли в лотке. Дальше всё пошло, как по маслу. Уложив 7 кубов, идём на обед.

Владимирский рассуждает про любовь Влада… к трубе и о разбитых о неё женских сердцах.

…Аничкин с Владимирским растаскивают бетон по ячейке, я с Владом загружаю цементом ящик. ТГ барахлит. Шланг подачи воды замёрз. На время чаепития опускаю его в цистерну с горячей водой.

С 23 часов продолжаем гнать бетон. Теперь барахлит пускатель водяного насоса: у него залипают контакты. Бегаю к щитку и стучу по нему, чтобы размыкались. Позже приноровился работать с ним в импульсном режиме.

После перерыва выдали ещё 5 кубометров, после чего ТГ погас, и Влад занялся его поджигом. Выгружая цемент из носилок, я наклонился и получил порцию цемента в левый глаз. Стал его промывать и заревел благим матом от боли. Через несколько минут боль утихла.

Главное было — обеспечить стабильную работу теплогенератора, запастись горючим. Глушим погрузчик и переливаем 6 вёдер соляры из его бака в бачок ТГ. Долго сливал шлангом густую солярку из бака водогрейки, но, в конце концов, добыл 5 вёдер.

С 2 часов ночи пьём чай, болтаем о бабах и сексе. Оставляем Аничкина следить за ТГ и уходим домой.

В субботу ложусь спать в 4 часа, а в 5 меня будит чумазый Гошка.

— Нужна консультация, — озабоченно говорит он. — Солярка не идёт в ТГ ни под каким видом. Что делать?

— Греть форсунку, топить «кисель» в подающем шланге, — отвечаю, как таблицу умножения.

Тоже самое ему посоветовал и Влад.

В 9 часов Гошка вернулся, полный негодования.

— Ну, Гена, такого у меня в жизни ещё не было, — со странным восторгом начал он. — Всю ночь бегал, как белка в колесе. В бытовку даже не заглянул. И что только я ни делал: грел форсунку, грел шланг, он лопнул и его пришлось сращивать, всё прочистил. Шланг, полон снега. Солярка чуть польётся и опять застывает. Сил нету! Направил туда Влада. Бетон замёрз, соляру не везут…

С трудом он отмылся под умывальником и свалился «замертво».

Просыпаюсь в 14 часов, пишу дневник, читаю «Морского орла».

На ужин в столовую Влад идти отказался.

— Я и так слишком толстый, — иронично заметил он.

— Ты, наверное, Таню боишься увидеть, — предположил Гошка.

Тем не менее, по его просьбе приношу ему еды из столовой.

До ночи пишем, играем в шахматы. В полночь бужу Влада и читаю ему 16-ю страницу «Литературной газеты». Гошка перепечатывает «рукописное» письмо-воззвание Э. Лимонова и ложится спать. С 2-х часов ночи пишу заметку в «Комсомолец Заозерья».

5 декабря, воскресенье. С 11-ти часов читаю Д. Лондона и берусь за песню «Комиссар», имея ввиду Степанова. Первая строфа вышла сравнительно быстро.

Одни живут и медленно, и долго,

Не нанося себе душевных ран,

С сознанием исполненного долга,

Глядя на мир через телеэкран.

Дальше сложилось: «Пускай тот мир ликует безмятежно, и рядом не горит войны пожар…». Однако, последней строчке мешали и недавний переворот в Чили, и события в Афганистане. На этом стихотворчество застопорилось.

Зашёл Влад и принялся обсуждать с Гошей детали праздничного вечера в Кудыкте. Я зову их в баню. Увы, они меня не слышат, и я ухожу один. Конечно, баня закрыта по случаю того же праздника — Дня Конституции.

В общежитии друзья только что собрались в баню, и я их вовремя торможу. Приводим себя в порядок, занимаемся стиркой и глажкой.

Столовая (типовой ангар из гофропрофиля), рассчитанная на двести посадочных мест, — ещё в полумраке. Праздичное действо внутри начинается вечером натужно, медленно и грустно. Звучали вымученные тосты и здравицы. Наша мастер Нина опоздала к началу застолья и долго металась в поисках свободного места.

Завели узнаваемую музыку, и Валя — подруга Полины — выходит на танец сама, без приглашения. Степанов сидит, как вкопанный, и Владимирский пытается его расшевелить.