Александр Чемек - Где-то на сопках. Хроники строителя магистрали. Книга 2

— Спасибо, — сказал он, скрывая досаду.

— Пожалуйста, — ответил я. — Ты же на такие вещи не ходишь…

Гошкин билет пропал: он на концерт не пошёл и никому об этом не сказал.

На работе в четверг занимаемся с Райлиным изготовлением перегородки между предпоследней и последней ячейкой. Пилим доски по размеру, а потом, прибив, обрезаем ещё раз по месту, что выглядело весьма смешно. Лёня с Моряком почти всю смену возятся с мотопомпой. Она не качает воду, и в первый же день им пришлось сменить у движка сгоревший клапан. Степанов, как всегда, ремонтировал трактор до темноты.

Приезжал новый главный инженер треста, а с ним — Вяковлев и Верчанский. Говорили с нами о наших нуждах, но обещали дать только то, что у них есть…

В магазине появился кримплен — к прилавку не подойдёшь. Отношу куртку в ателье на переделку, а вечером скрываюсь в 13-й комнате…

В пятницу Доделываем с Вовой ячейку: обшиваем рубероидом, строим лоток для русла. Лёня опять занимается помпой. Белорусский «петушок» уже собирают после ремонта. До конца дня мы просверлили стенки опалубки и стянули их «шестеркой».

В 16 часов состоялось бригадное собрание. На повестке дня: выполнение плана за апрель и разное. Сначала выступил Лёня.

— В апреле поработали отлично. Никаких претензий. Дисциплина удивительная: ни одного прогула, ни одного административного отпуска. План выполнили на 214%, то есть, — работали за двоих. Производительность труда выросла, — говорил он так, будто это — его личная заслуга.

В «разном» Люпак говорил о качестве, о пререканиях с мастером и прорабом, о заземлении и прочей ерунде. Нина пристаоа ко мне с оформлением рацпредложения (изготовления бункера с вибратором), а мне заниматься этим уже не хотелось…

…Аничкин начал печатать новый рассказ. Порывался дать мне прочитать его начало, но удержался до полной перепечатки.

В магазинах появился алкоголь, но мы все идём смотреть «Как царь Пётр арапа женил». Встречаем Жукова из парткома и спрашиваем его о субботнике, но ничего толкового он не знает, кроме того, что «будет, будет!».

Бойцеховская перед началом фильма выступила со сцены, как на профсоюзном собрании, с микрофоном.

— Вот кандидатуры, которые будут балотироваться на посты депутатов в местные советы… — объявила она (среди перечисленных прозвучала фамилия Полины). — Кто «за» прошу голосовать. Против? Воздержался?

— Кто такие, что это такое?! — раздались возгласы. — Вот это централизм, вот это демократия! Выбрали, а кого и куда никто не понял.

Выкрики тонули в призывах:

— Начинайте кино!

Зато Сизаков с коллегой, уже «весёлые», ругались на протяжении всех титров:

— … выходить на работу в четыре… дать фронт работ для субботника… мы не прокажённые, — и так далее, пока их не «зацыкали».

Фильм прерывался несколько раз, а когда кончился, — бурно обсуждался, то есть, — всем понравился. Я не стал высказывать критических замечаний, ибо на одно моё высказывание о персонаже — Фильке, — задуманном лишь для «заработка» Золотухина, Райлин набросился на меня:

— Кто не понял Фильку, — не поймёт Пушкина!

Остальные ждали лишь повода поскандалить.

В субботу с 6-ти часов пытался писать дневник. К 9-ти выяснилось, что пора выходить на субботник. Я объявил об этом ребятам и пошёл в столовую.

Наша задача: обустроить волейбольную площадку. Едем с Владом на ЗИЛе за цементом. Затем, цепляем к машине у двухэтажного общежития трубу для волейбольной сетки и тащим её на наш участок. Режу трубу на две части и привариваю петли для крепления сетки. Полине с Гошей поручено выкопать ямы для стоек и приготовить доски для настила.

Привожу на машине заготовки стоек на место. Остальная часть бригады, чинившая настил танцплощадки, собирается возле одной из ям с критикой и указаниями землекопам — Полине и Гошке. Мне комментаторы противны, и я берусь долбить вторую яму вдвоём с Жуковым. Полина, Моряк и Киса месят бетон. Ставим стойки и заливаем их бетоном.

Площадка готова. Все уходят, в основном — в сторону магазина.

Лёня просит у меня разрешения взять мотоцикл и уезжает «на пленэр» в сторону Ларги. Основная часть бригады, накупив коньяку, уходит гудеть на стройплощадку.

После обеда погода внезапно испортилась: холодный ветер, дождь. Гоша даёт мне почитать свой рассказ, но я ухожу на 19 часов в кино. Райлин появляется в зале «под мухой» уже после «Фитиля»…

В воскресенье спали долго. Сижу в ленинской комнате до 10 часов. Захотелось какого-то движения. Думал собрать команды для футбола, а Лёня предложил поиграть в бадминтон. Беру у Полины бинт, чтобы натянуть его вместо сетки. Налаживаем с Лёней площадку. Вскоре появляется некто с сыном, как выяснилось, — перворазрядник по бадминтону, — учитель физики из школы. Он объяснил основные приёмы игры, показал, как надо играть.

Играли до 16-ти часов, пока Лёня не захандрил и устал. К тому же усилившийся ветер стал мешать игре.

— Все мышцы болят, — сказал он и ушёл спать.

В 18 часов собираемся с Владом в баню, и я решил позвать с нами Лёню.

— У тебя есть вещи, чтобы положить в портфель? — обратился к нему.

Он медленно повернулся ко мне.

— У меня есть имя, птв… мать! — начал он. — Меня зовут Лёня! Ты к кому обращаешься?

— К тебе, вроде, — отвечаю я.

— Так вот же — ещё Влад, — продолжил он разборку. — И вообще, ты меня боишься или я плохо к тебе отношусь? За весь день ни разу моё имя не произнёс. Все «ты», да «ты». Разве я тебя не зову по имени?

Я попытался припомнить, как к нему обращался, и сделал плаксивую физиономию.

— Я больше не бу-у-ду… — изобразил я виноватого, и спор затих.

…После парилки сделал спортивный массаж Степанову и упросил его сделать то же самое мне.

В общежитии разбираем Гошин рассказ, названный им «Шайбу, шайбу!». Весь вечер перед нами маячили до боли знакомые фигуры пьяниц, мешавшие читать и учиться Гошке печатать на машинке вслепую: кто звал на танцы, кто в кино, кто на природу. Мне так и не дали заснуть до поздней ночи.

…С 5-ти утра пишу дневник. Сегодня работаю во вторую смену. На улице порывистый ветер, в бадминтон не поиграешь. Лёня принёс с почты свежие журналы и «Смену» со статьей Л. Жуховицкого про одиночество. Увы, статья разочаровала меня: Жуховицкий утверждал, что все великие люди — неизбежно одиноки. Я давно уже заметил, что многие подменяют понятие «уединение» на «одиночество». Попытался объяснить это Лёне. Но он ничего не понял или не хотел.

Действительно, для многих творческий процесс требует уединения. А одинокий человек не может творить вдохновенно без духовной поддержки. Я высказал мысль, что человек не должен быть одиноким, а для этого нужно предпринять некоторые усилия. Упомянул в связи с этим появление в стране Службы знакомств.