Александр Чемек - Где-то на сопках. Хроники строителя магистрали. Книга 2

Всё же договорились, что переделаем «пояс» завтра, — и дело с концом. Адонин «одной ногой» уже был в отпуске и в баню не собирался. Аничкин тоже отказался ехать.

…Баня оказалась закрытой. Банщица могла запустить нас лишь по записке Тимохи, и Фрол пошёл его искать. Записки тот не дал, но велел ждать, пока не утрясёт свои вопросы с комиссией ВЦСПС (Всесоюзный Центральный совет профсоюзов), которая «паслась» в промтоварном магазине.

Мы побрели по посёлку, кто куда: Копель, Яркович и Полина — в овощной выписывать продукты, Гвоздевы — за ними, я — в столовую. Фрол этого не вынес и уехал на попутной в Ленду.

Выйдя из столовой, я увидел фургон «Кино» Семенюшина, а в кабине были Иванцов и Алина. Проводил гостей в столовую, где за ужином Копель налил им коньяку под видом виноградного сока.

На улице я встретил Ветку. О «пропаже» Райлина ей уже поведал Влад. Ни Алина, ни Иванцов не знали, куда его — «выдающегося певца» — дели «профсоюзы».

…Парились в обществе главного инженера, рассуждая о вызове бригады Туготыло на соцсоревнование. В фойе бани выпили немного «Биомицина» и двинулись на вахтовке в лагерь.

Гошка помылся в речке и был вполне счастлив.

После ужина Гвоздев стал часто стрелять сигареты: похоже, с женой у него что-то не заладилось. Все взялись за карты, а я — за книгу Хулио Кортасара и читал до отбоя.

В субботу собрался идти на вторую трубу, но Голуб созвал всех на первую: народу осталось мало, и, если приедет кран, для работы с ним народа не хватит.

Сегодня воду в «горло» бетономешалки заливаю я, на загрузке гравия и на штурвале опрокидывателя — Яркович, на цементе — Аничкин. Процесс отработан до автоматизма: я заливаю в четвертькубовую «грушу» четыре ведра воды, Яркович нагребает лопатой из деревянного «бункера» гравий, Гошка тут же кидает внутрь несколько лопат цемента из ящика, в котором стоит. Прокрутив смесь несколько секунд, выгружаем бетон в «галошу», а кран доставляет его в опалубку на входе трубы. Гвоздев работает и на погрузчике, подавая гравийную смесь в «бункер», и в опалубке, разбрасывая бетон лопатой. Люба Гвоздева, освободившись от кухни, наблюдает издали за нашей работой.

В полтретьего идём на обед. Из Новоленды приезжают гости: подруги Полины и Мормоновы. Началась беготня. Я наводил порядок в балке, пока гостей кормили на кухне. Развлекал их игрой в «пинг-понг», а вскоре подоспел и ужин.

Райлин приехал из Благинска, где, как оказалось, записывался на телевидении. Пел «Пора в дорогу старина», «Дорога, успокой меня немного» и тому подобное. Привёз цветы для Ветки.

Начали с шампанского. Я оставил одну початую бутылку для Влада, а он, придя с опозданием, по горячке уронил её, и почти всё содержимое вылилось. Не успели закусить после второго тоста, как Вовка побежал за гитарой и, несмотря на мои и Веткины протесты, уселся на поручни навеса столовой, как петушок, и с огромным воодушевлением пропел свой репертуар. Я демонстративно молчал, но кое-кто подпевал. Наши случайные гости — водитель вахтовки по имени Марс и его жена из бухгалтерии, — явно скучали, но держались. Вскоре они засобирались в дорогу.

Я сбегал в балок, взял текст своей песенки, гитару и спел её гостям.

В семье строителей известны

И мостовик, и лесоруб,

Но я хочу сказать вам честно:

У них есть брат — монтажник труб.

Припев. Все ручейки впадают в реки,

Спешит дорога в города,

И, чтобы их сдружить навеки,

Мы все приехали сюда.

Приняли её с энтузиазмом, но подруги Полины посоветовали переделать третью строчку припева.

К вечеру стали сооружать костёр. Застолье передвинулось к нему, но я уже плохо соображал и в 22 часа, покачиваясь, отправился спать. У костра в это время разгорались страсти: Мормонов делал кувырки через угасающий костёр, а потом улёгся возле него спать. Райлин разулся и ходил босиком по углям. Аничкин прилёг на колени к Инне и заснул…

Просыпаемся утром около девяти часов. Гошке было плохо, и он, побледнев, всё бегал за насыпь. Я играл в «пинг». Опохмелившись за завтраком, все разбрелись. Райлин с Аронычем затеяли какой-то спор вплоть до самого отъезда гостей. Я искупался в старице и опять поиграл в «пинг».

Яркович пошёл переодеваться для игры в футбол, и в поисках кед уснул под своей кроватью. Кто-то его разбудил, и мы двинулись на насыпь. Играли на бутылку, которую Яркович с Голубом выпрашивали у Полины.

Составы команд сложились так: Восточная — Голуб, Ярок и Валя; Западная — Гошка, Степанов и Полина. Я ходил вокруг «поля» с гитарой и фотоаппаратом. Игра окончилась победой Западной команды и ушибом руки Полины, нанесённой Голубом.

Проиграв в футбол, Яркович в гневе стрелял по подброшенным вверх бутылкам, а Ваня готовил для всех чай в уединении. Закат был, как всегда, прекрасен: золотые лиственницы, бордовый ковёр голубики, пушистые облака пыли вдоль автодороги… Полина долго плакала и стонала, окуная руку то в холодную, то в горячую воду. Увы, ушиб не проходил. Уже в сумерки ребята играли в «пинг» и читали до отбоя.

В понедельник Влад в наказание за травмирование Полины назначает Голубу «три наряда» на кухню. Мы с Гошей идем на малую трубу. Занимаемся выемкой лишнего грунта из опалубки «штанов». После обеда сколачиваем перемычку — пояс для «штанов» — и в полшестого возвращаемся в лагерь.

С насыпи нам машет рукой Фрол, чтобы бежали наверх. Прибегаем к автобусу, а в нём кассир выдаёт зарплату. Всем выписали по 365 рублей, а нам с Полиной по 328 (+аванс 50 рублей).

Я был немного удивлён и спросил у Гошки о том, кто назначает разряды. Он ответил, что разряд ставит Совет бригады и бригадир, но лично он никогда зарплатой не интересуется, и не потому, что миллионер, а потому, что всегда доверяет людям; раз столько заплатили, значит, — столько заработал. «Как правильно мыслит! — подумал я. — А то все — доверяй, но поверяй…».

На следующий день я углубляю котлован на последней ступени малой трубы. Гошка прибивает рубероид на стены опалубки, режет проволоку для её стяжки.

На первой трубе идёт заливка бетона в будущее русло ручья и монтаж плит перекрытия. Работаем до 6 вечера. После ужина Влад заводит станцию и тут же глушит: порвался ремень генератора. Пришлось его менять.

…Мы читали, когда в балок зашел поддатый Голуб и закричал, обращаясь к Владу:

— Комиссар! Я больше не могу работать на кухне, что хочешь делай! То, что я готовлю, есть не могу, у меня отвращение к этой пище. Я уже два дня не ем…

— Нет, останешься на кухне, — сказал Степанов. — Искупай свою вину, если не умеешь играть. Вот, если кто-нибудь добровольно пойдёт вместо тебя, тогда — да.

— Как хочешь, а я не пойду, — уперся Ваня. — Пускай все будут голодные…