Александр Чемек - Где-то на сопках. Хроники строителя магистрали. Книга 1

…На складе ВВ вставляем стёкла в окна. Мне удалось разбить только одно из нескольких десятков. Возвратившись с обеда обнаруживаем пропажу штапиков 16 16 Штапик — тонкая рейка для крепления стекла в оконной раме. , которых до обеда так не хватало коллегам из бригады Щевельева! Теперь по их «инициативе» отдыхаем мы. Пробалдев до 15-ти часов, решаем двигать домой и уезжаем на попутном самосвале.

Дома — чаи, письма, гитара до восьми вечера. Решил подарить Коротич фолиант из «ЛП» — «История Древней Руси». Но её дома не оказалось, и я ретировался домой. Увы, здесь меня ждало прежнее общество: Сидоркин с полбутылкой водки, напиравший на «новенького». Пришлось сделать вид, что уступил ему. Выпил с «аспидом» малую толику и удрал в клуб на репетицию к 22 часам.

Эпизод с моим участием гоняли 6—7 раз, так что спать лег около 4-х утра.

…Суббота — рабочая. На том же «секретном» объекте ставим в проемы дверные коробки, врезаем в них петли и навешиваем двери.

В обеденный перерыв в лагере всем делают прививку от энцефалита. Арнольдов, не желая, чтобы «его сосчитали» как всех, прививался в это время небольшими порциями водки (5 по 100 мл).

Наш новый прораб тщательно следит за качеством работ, заставляет переделать, если видит брак. Однако Арнольдова это не трогает ни капли, и он дарит последние гвозди для штапиков симпатичной девушке из бригады конкурентов. Мы сидим без работы до конца смены.

Вечером в ДК ждём начало репетиции всем коллективом. Начали в 23 часа и, прогнав всю пьесу, закончили в 2 ночи. Ура!

…В воскресенье все командированные на ВВ привычно собираются на работу. После завтрака ждут автобус до 10 часов. Этот рубеж оказывается переломным, и народ расходится по домам, ничего не поняв.

Дома готовлю посылки родным и Лере. В 14 часов студийцы собираются в ДК, где Мищенко призывает всех, как Муравьев и Пестель — декабристов, к 12 апреля быть готовыми! Мы давно готовы, только не знаем, к чему…

Вечером — полное расслабление и отдых: шатание по магазинам, чтение. Неожиданно заглянули «Серебряные россыпи» (теперь наши), выпили для разгону — и давай выяснять отношения:

— Вовик, какого хрена ты брал вчера на свадьбе, где «рельсы упрямо» — ля минор, когда надо делать его с квинтой?! — наступал на соратника солист ансамбля Стас.

На что соло-гитарист Вовик парировал по совокупности выпитого за вечер довольно вяло:

— Да какая там квинта, когда мы орем так, что никто ничего не слышит. Уймись, Стас! Давай лучше по чуть-чуть и споем с ребятами…

— Нет, гаденыш! — не унимался Стас. — Зачем ты во время танцев к Розке прижимался, когда я тебе говорил, что она — моя!

— Да брось ты, Стас, — парировал земляк. — Прижимался, чтобы не упасть, а ты думал — что-нибудь такое?..

Тем временем, предложение Вовика — спеть — дошло до присутствующих, и через три минуты в балке раздалось удалое:

Над Лендой кружит

Наш вертолет,

А мы утюжим

Топи болот…

Веселей ребята!..

Словом, тот же хлам, что мы привыкли слышать по радио.

…Возвращаемся работать на зону. На площадке нашего гаража-профилактория делать нечего. Бугор уехал на просеку за лесом, а нас благословил на строительство туалета на четыре посадочных места. Осознав значимость центрового сооружения, тщательно обсуждаем проект. В ходе бурных дебатов прошло моё предложение построить сортир в виде избушки Бабы Яги. Бригадир, вернувшись с просеки ни с чем, одобрил проект и даже настоял на архитектурных излишествах — резном коньке и слуховом окне в виде сердечка.

Вся сложность состояла, опять же, в изготовлении выгребной ямы. Март здесь классически теплый, и мерзлота «поплыла».

Увы, долбить тающую мерзлоту равно барахтанью лягушки в молоке. Когда-нибудь всё получится, но хватит ли сил у неё сучить лапками до тех пор, пока молоко превратится в масло?.. В отличие от земноводного мы — сапиенс — сучили ломами землю, до полного отупения. Наконец, подоспело указание закончить долбёжку и поднять сооружение над землей. Объема, полученного под полом, должно было хватить для заполнения отходами жизнедеятельности граждан в течение лета.

Вечером дома — газеты, сон до 24-х часов. В ДК репетиция до 3-х ночи. Я не участвую, но болею за коллег. Домой возвращаемся с Арнольдовым, измотанным бесконечными повторами его эпизодов. Остальные «артисты» тоже спали на ходу.

…Сегодня первое апреля, — держи ухо востро. Перекусил дома — и на зону. С Боткиным разжигаем мощные костры в смотровой яме. Никто почему-то не хохмил и не разыгрывал друг друга. Зато среди начальства нашлись примерные шутники.

Прислали для утепления гаража стекловату в ЗИЛе с прицепом. Стекловата за бортами, наращенными арматурной решёткой до трёх метров, напоминала невинные скирды сена. Может поэтому молодежь, ничтоже сумняшеся, вооружилась вилами — какие там респираторы! — и набросилась на эти возы, как на сенокосе.

Вот тут-то и началось веселье: две пары человек швыряли вилами пучки стекловолоконного «сена» через решетки на землю, а остальные хватали их руками и тащили под навес. В воздухе витало облако смертоносной пыли, но робкие голоса сомневающихся в необходимости рисковать здоровьем пресекались ретивыми энтузиастами в зачатке:

— Работать надо, а не базарить! — кричала Нонка, вовсе не думая закрывать рот хотя бы шарфом. — Машина простаивает, а мы будем ждать респираторы!

Хотя кому-кому, а уж ей-то было известно, что шоферу оплатили рейс до конца суток, и что респираторы прораб должен был принести заранее. В её браваде чувствовался вызов чванливым «белым воротничкам», начальникам или власть предержащим: да, мы — ничто, мы — «пыль на ветру», «пускай погибну безвозвратно», зато у вас на душе останется камень…

Однако никакого камня ни на чьей душе не оставалось. Никто из начальства даже не поинтересовался, как утеплитель попал на стройплощадку. Им-то было привычно, что азартная молодежь, взятая на «слабо», готова рисковать не только здоровьем, но и жизнью. Впрочем, для того стройку и сделали комсомольской, ибо простой рабочий послал бы такую работу в одно место. Наш протест принял, как всегда, невинную форму: на обед мы уехали в 11:20 вместо 12 часов.

Я ринулся на почту, где переговорил с родными, потеряв на ожидание в очереди 2,5 часа. До чего ж говорлив наш народ! Фанерные кабинки вынуждают «наслаждаться» перлами общения.

— Мама, это я! — кричит хриплым голосом женщина лет тридцати. — Кто «я»? Ну, я, я, Маша. Как «какая»? Маша я, Иванова, дочь твоя… Охрипла я, вот и не узнать! Охрипла? Да простыла… Да на работе. Днем-то жарко бывает, а вечером холодно. А у вас? Уже тепло… А у нас холодно… А сколько у вас? … Счастливые…, а у нас холод, мерзлота…