Александр Чемек - Где-то на сопках. Хроники строителя магистрали. Книга 1

Да, моя реакция была столь же «тихой», но только с противоположным знаком. Кто же этот прохвост, подонок, пользующийся девичьей наивностью во имя ублажения своей похоти?! Вот бы дать ему… Ну, и так далее. Для начала я стал обдумывать план подхода к ненавистному объекту.

Узнав из невинных бесед с Машей, что наш общий «предмет» увлекается, в числе прочего, классическим джазом, я решил предложить ему посмотреть мои диски Дейва Брубека. По телефону я мямлил что-то про знакомых, которые дали мне его телефон для обсуждения филофонических проблем. Поверил он этой сказке или нет, но моё сбивчивое предложение о встрече принял и назначил день и час.

Прибыв к заветному подъезду в назначенное время и открыв трёхметровую дубовую дверку, я уткнулся носом в вежливую консьержку, объяснившую, что «Игорь ещё не пришёл». «Как?! Неужели она знает всех жильцов этого огромного подъезда», — поразился я. Кого-кого, а его, очевидно, знали.

На улице было холодно и сыро. Стоял октябрь, или ноябрь, чуть ли не «чёртовый зимарь». И я остался в подъезде, точнее — холле, который в нормальных домах называется лестничной площадкой. Долго ли коротко мне пришлось мучиться сомнениями: придёт — не придёт, но всё же я дождался. С улицы вошёл мужчина и придержал дверь, пропуская вперед девушку, в которой я узнал… свою Марию! Её профиль, её осанка и, кажется, её пальто — всё промелькнуло перед глазами, как в кошмаре.

Вдруг она что-то проговорила, и у меня отлегло от сердца: это была не Маша, не её голос. Но это была её копия!.. Значит, её спутник и есть тот самый счастливчик — коллекционер типажей!

Дальше всё происходило, как я и планировал. Когда мы поднялись в квартиру, хозяин предложил раздеться и усадил в кресло обоих гостей. Девушку звали Леной, и она пришла позировать Игорю, который, как выяснилось, «художник от Бога», а «руку ему ставил» по-соседски, сам Фарфорский! Меня он просил не обращать на его работу внимания и рассказывать о себе всё подряд: кто я, откуда и куда?..

Вскоре пришёл его приятель — одноклассник, — и наша беседа превратилась в перекрестный допрос. Впрочем, я свою легенду, близкую к жизни, выдавал без труда и даже успевал выудить скудные сведения о жизни приятелей. Во время моего общения с соперником постоянно работал телевизор, велись разговоры о чае, переговоры по телефону и, казалось, я здесь вполне обычный, если не сказать, — старый гость. Постепенно я начал ощущать некое безразличие к своей персоне, и это странным образом задевало самолюбие.

Чем больше я пытался увлечь оппонента своей персоной, тем больше чувствовал пренебрежения, а вскоре и тонкой иронии, издёвки в его речи. Мои два редких диска с записями лучших вещей Брубека, купленных за большие деньги, вызвали некоторое оживление в стане противника, перешедшее вскоре в кривые ухмылки, означавшие: какое барахло ты таскаешь, братец, в приличное общество.

Вскоре хозяин вообще устал и пикироваться со мной, и рисовать портрет своей подружки, и предложил своему приятелю «сгонять партейку-другую в теннис». Все вышли на площадку, аналогичную нижнему холлу. Друзья притащили с лестницы и собрали стол, и, не обращая ни малейшего внимания на меня, принялись рубиться в «пинг», без умолку поддразнивая друг друга:

— Сейчас посмотрим, как вы не умеете в шашки играть! — говорил один.

— Да уж куда нам, лаптем щи хлебам, — парировал другой.

— А мы-то вам вдуем всё равно по самое дальше некуда!..

Шарик скакал и взлетал из-под стола в бешеных «топсах», и я чувствовал, что мне с моим уровнем, не стоит даже заикаться об участии в игре. Дальше оставаться и «низвергать» было бессмысленно, и я быстро откланялся.

«Так в чём же загадка магнетизма этого высокомерного типа?» — ломал я голову. Почему Маша, проговорившись как-то о Нём, о Первом, сказала: «Прикажи он мне прыгнуть из окна своей квартиры, я бы прыгнула, не задумываясь!..». Такая любовь? Что в нём такого расчудесного? Нет, что-то я недопонял, недоглядел с первого раза. Словом, облегчения душе не было никакого, и я решил сделать вторую попытку.

Такая возможность представилась в канун Нового года. Теперь я напросился в гости к Негодаеву, якобы поздравить с наступающим Новым. Для обращения внимания к своей персоне на сей раз, я не пожалел денег на бутылку «Камю». Действительно, эта приманка подействовала, но неожиданным образом.

— Ух, ты-ы! — воскликнул мой соперник, увидев такое подношение. И тут же потухнув, откатил назад. — Жаль, что врач мне пить запретил…

— Что так? — с трудом скрывая некоторую радость, спросил я. — Тяжкий недуг?

— Да нет. Так, по мелочи: колит обострился, — поспешил он разочаровать меня. — Ты уж убери бутылочку, пригодится самому.

При чём тут колит, я не понял, но что шар он отыграл, было ясно. Потом всё пошло обычным для него чередом: копия Маши по имени Оля Полянская (!), дочь того самого, из ЦК, другие барышни, болтовня ни о чём и всяческая суета. Разговора о его недавнем увлечении с вечернего факультета Историко-архивного никак не получалось, да и не получилось бы «за давностью» и из-за скорости обновления моделей.

Постепенно до меня дошло, что могло притягивать невинниц (твоё словечко) в этом прожжённом и «уставшем от жизни» ловеласе. Как ни странно, — это было наслаждение собственным страданием от их унижения и поругания их чести. Словом, духовный мазохизм. Вот когда я это осознал, меня отпустило… Я понял, что моя миссия — спасти заблудшую овечку любыми доступными способами. И я постарался…

Вечерами, как ты помнишь, я подрабатывал в ЦДТ, где ещё изображала мальчиков Сперантова, но уже прыгала за «Четырех близнецов» И. Муравьева. Меня туда в качестве бутафора пристроила Шура — однокашница Маши, учащаяся школы-студии театра. Но то, что компания выпускников этой студии помогла мне «вылечить» Машу — я тебе не рассказывал.

На вечеринках, на выездах на природу я пускался на всякие ухищрения, лишь бы затмить образ сибарита из высотки. Прошло с полгода, прежде чем мы оказались одни в её комнате в коммуналке на всю ночь. Сам знаешь, что значило в то время получить такой подарок. Увы, в тот первый раз, несмотря на мою настойчивость, кроме боли «внизу живота» от перенапряжения я ничего не испытал.

Это случилось весной, когда и «щепка на щепку лезет». Помнишь, я снимал комнату, чтобы жить «самостоятельно»? Родители, скрепя сердца, решили не препятствовать развитию моей самостоятельности, и она развивалась стремительно. Мне, видимо, удалось, наконец, немного затмить образ «первенца». Ибо чем объяснить, что Маша в один прекрасный вечер осталась в моей келье на ночь и во всём повиновалась мне.

Её плотное, упругое тело отзывалось на все порывы моего. Её ноги обнимали меня за талию в самый нужный момент. Её губы, распухшие от засосов, с хищным сладострастием, всасывали мои до самых щёк так, что я мог дотянуться языком до её малого язычка в гортани. И я входил и входил в неё после коротких провалов в сон, пока не заметил, что она спит, как убитая, и, видимо, не чувствует уже ничего. «Люби сколько хочешь, только не буди…». И какое тут может быть предохранение?! Первый же чехольчик для семян оторвался от резинового колечка, и всё своё содержимое излил на самую плодородную почву.