Александр Чемек - Где-то на сопках. Хроники строителя магистрали. Книга 1

Во вторник долго светило солнце, был тёплый день. После хорошего завтрака идём на эстакаду втроём: Я с Арамом и его отец. Разбираем её и начинаем сколачивать по-новому, с подгонкой. Старик таскает брёвна, как молодой атлет, и это убивает.

У меня начинается насморк — першит в горле и набухает носоглотка. Обед плотный, плюс три стакана горячего молока. Продолжаем строить эстакаду для машин. Всем руководит старик: ошкуриваем брёвна, верёвками затаскиваем их по швеллерам на эстакаду. Когда Ромка заболтался, старик закатил бурную речь, и все взялись за работу.

Кончили около 17:30. После ужина — кино «Что такое любовь» (Япония) — сентиментальный наивняк. Дома читал «Петр Первый» до 12 ночи. Насморк начался сразу со слезами.

На следующий день насморк продолжался. День был хмурый. После завтрака идём вчетвером на эстакаду. Убираем вокруг доски, обрезки, шифер, кирпич. Ошкуриваем с Арамом брёвна. Роман руководит бульдозером. После обеда занимаемся тем же самым. Заканчиваем около 4 часов.

Я растапливаю дома печь, пишу письмо Лёне. Слёзы льются ручьём. Сижу в куртке в тёплой комнате, жарю семечки. Остальные пришли после ужина. Размик спрашивает:

— Когда ты передашь?

Я думал, что он имеет в виду письмо, и сказал, что завтра опущу сам. Потом выяснил, что он имел в виду «мой грипп». Я объяснил, что это не грипп, а просто насморк.

Пытаемся с Арамом заделать окно — на улице жуткий ветер и дождь, — но всё равно окно продувается. Спал под четырьмя байковыми одеялами.

21 октября — лёгкий мороз, восточный ветер. На завтрак все выходят поодиночке. Я догнал Размика, и мы молча дошли до центра. Опустил письмо в почтовый ящик, но к обеду выяснилось, что почта сегодня не работает, значит, письмо моё придёт лишь 26—27-го.

Я был в чистой меховой куртке, и ушёл переодеваться. Когда вернулся на стройплощадку, старик с Арамом обвязывали проволокой сложенные в пачку щиты опалубки для буксировки. Я занялся тем же: собирал и обвязывал доски. В перекур все пошли в КБО, а я — в магазин.

Прихожу — все работают. Я немного покопал землю, и вскоре все двинулись на обед. Давали щи с мясом, пустые макаронные ракушки, чай без сахара.

На фундаменте работы нет, и меня — всего в соплях — отсылают домой.

Сижу, пишу дневник, гоняю мух и мышей. В 14 часов одна забралась ко мне на щиколотку и на ножку скамьи, но, когда мы взглянули друг другу в глаза, она задала стрекача.

В 15:30 пришёл Арам с коробкой «Лотоса».

— Скоро уезжать, — сообщил он, — все будем стирася, чистися, щас пойду за Верой. Все будет карашо.

Я занялся печкой, заделкой щели под порогом, чтением романа «Петр Первый». Все постирались. Остался Размик: он зашивал посылку. Я его приглашал к столу, но тут пришёл стриженый парень с глупой девкой. Они торчали у нас от нечего делать битый час. Только когда они ушли, я немного поел и почитал.

…Пятница —солнечный день без ветра. Я, Арам, Альберт и отец Волкова работали на обшивке автомойки. Сначала перекладывали длинный шифер, потом его начали крепить к стенам. Отец Волкова назначил мне роль «подпорки», и я держал листы шифера, когда он их прибивал.

Затем я приволок лестницу с уголками на конце. Отец Волкова мне кричал: уголки «отварятся». И я никак не мог понять, почему они «отварятся». Поднял лестницу, но из-за её тяжести она только мешалась. Отец Волкова привязал к этой неуклюжей лестнице верёвку, чтобы поднять на крышу.

— Там сварочный аппарат, — сказал он, — Альберт отрежет уголки.

Когда Альберт освободился от собирания «топориков» для кровли, он в миг отрезал сваркой ненужные уголки. С облегченной лестницей мы ловко залепили шифером обрешётку на северной стене и стали прибивать половинчатые листы под окнами.

Приехал главный инженер.

— Почему у оконных проемов нет ни деревянных, ни металлических закладных деталей? — спросил он.

— Так сказал сделать мастер, — ответил Альберт…

После обеда продолжаем то же самое. В перекур наблюдаем, как у соседей горел открытый битум, пока они не накрыли его листом железа. С горем пополам, повисев на стенах, доделали северную стену и перебрались на торец автомойки. После работы я сел за дневник. Роман и Размик пришли поддатые и грязные.

В субботу утром я в куртке и без рукавиц явился в столовку, а после завтрака все двинулись на котлован. Делали втроём опалубку. Старик едва успевал нас шпынять. Остальные месили и заливали бетон, ломали старую опалубку бульдозером.

Придя домой все разделились: Роман с Арамом решили поехать в Катеринославку на базар, остальные — в баню. Баня так себе: тесная, сырая и холодная. Мужик долго ругался с бабкой — не давала билетов. После ужина все пошли смотреть фильм «Ни пуха, ни пера». Дома я читал, стирал и писал до часу ночи.

В воскресенье все немного удивились, почему я не уезжаю, а хочу ещё поработать.

— Как говорят, уговор дороже денег, — спокойно объяснил Альберт.

…Вместо шифера занялись колодцем.

Я зашёл в свинарник за водой, подивился на свиноматок и маленьких поросят. Дед раза два гонял меня домой: то за кладочным инструментом, то за ломом, то я сам бегал за фотоаппаратом.

Закручиваю с Альбертом проволоку под самым потолком. После некоторых мучений с лестницей Альберт принёс мне монтажный пояс, на котором я и висел под потолком до обеда. Пообедав, взялись за шифер. Здесь началась бестолковщина: дед долго выбирал листы, потом нелепо складывал у стены, потом указывал мне, как ставить лестницу и так далее. За нормальными листами пошли неровные. С трудом повесили на стену под крышу два листа и разбежались по домам.

В общаге быстро оделся и собрался. Вдруг появился пьяный наглый конюх с таким же наглым мальчишкой. Не дали возможности показать напоследок рабочим мои чешские фото.

Рассчитываясь, Альберт сунул мне 66 рублей: за восемь дней по 10 рублей в день и два дня — по семь, минус питание и проживание. Затем провожал и ждал со мной автобус.

Доехал до Катеринославки бесплатно. Зашёл на почту, в магазин за водкой. У Тимофеевых выпили и долго говорили об урожае, об армянах из грузинского села Алхалкалаки, о некоем неизвестном, разбившим окна им и соседу инженеру. Камень, влетевший в окно, нашли в спальной.

Мария всё ждала, когда можно будет убрать посуду. С трудом уговорил дядю Васю перейти в «мою» комнату. Тут уж он стал хвастать и половичком, и унтами, и волчьей шубой, и изобилием, и выпитым с друзьями и сослуживцами «для дела». На сон читал «Петра Первого» и думал, что рядом скребутся мыши. Оказалось — кот.

18 братьев и сестер. Поиски фиксажа. «Печки-лавочки». Веселый официант. Пьесы Вампилова. Дневной спектакль.

27 октября. Утром никак не мог приспособиться: как выйти, умыться.