Игорь Добролюбов - Осколки памяти

Мы съездили в Новосибирск, окунулись в атмосфе­ру той школы, познакомились с ребятами, учителями. Преподаватели - молодые ученые - рассказали мне о действующем среди учеников негласном правиле: непри­лично чего-то не знать. Положим, в Новосибирском опер­ном театре прошла новая постановка ("Кармен", например) - неприлично не посмотреть, потом не сможешь поддержать разговор с друзьями, стыдно. Поэтому даже имевший двойку по диктанту паренек уже через год ста­новился отличником буквально по всем предметам.

Эту атмосферу хотелось передать в картине.

Кроме того, очень хотелось, чтобы сама школа и внеш­не выглядела достойно. Перебрали множество школ, но ка­кую ни возьми - все одинаковые. Ездили даже в Ленин­град, смотрели старые гимназии. Лепнина, паркеты - все это не подходило, наша школа должна была быть совре­менной. И такое современное здание мы нашли в Литве, в микрорайоне Вильнюса Ладзинай, который был отмечен Ленинской премией за архитектурное решение. Эта школа действительно смотрелась необычно - красный кир­пич, открывающиеся в любую сторону двери...

Ребятишки

Собрал я ребятишек: пошерстил минские школы, ис­кал классы с физико-математическим уклоном, чтобы ре­бята понимали, что делают. Мальчишки так потом по на­учной стезе и пошли, теперь многие из них доктора наук, профессора.

Главную роль Вовы Овечкина сыграл Юра Воротницкий, нынче ученый, преподает в университете. О теории Эйнштейна он мог говорить бесконечно и рисовать фор­мулы на доске со скоростью швейной машинки. Я пробо­вал на эту роль молодого актера, настоящего театраль­ного, однако очень скоро понял, что с актером дело не получится - он не мог с этим справиться. Ну, никак. Про­износить непонятные слова, рисуя при этом непонятные знаки, было для него непосильной задачей.

А вторая половина класса были простые ребята, для которых вся эта наука на доске была, как и для режиссе­ра, - темнейший лес. Когда физики что-то свое умное гово­рили, тут я помалкивал, а те над ними иногда подтрунива­ли, подшучивали. Я с физиками договорился, что, если будут нападения, отвечайте, давайте отпор. И однажды, помню, эти насмешники, вроде как обидели меня, и никто из "ученых" не заступился. Я говорю: "Братцы, мы ведь до­говаривались! Что же вы ответа не дали?" Они мне: "А за­чем отвечать, Игорь Михайлович? Ребята же глупости го­ворят". Тут-то я и осел: "Господи, Боже мой, они на глупости не реагируют!" Это некая новая поросль учеников: не надо устраивать скандал из-за очевидной глупости!

Давно я не встречался с ними, не получалось, болезни мучили меня, а хотелось встретиться

А две девочки, сыгравшие в картине, - Ира Метлицкая и курносенькая наша балерина Поля Медведева - мечтали быть актрисами. И стали ими.

По моей рекомендации их посмотрел один неплохо ко мне относившийся педагог из театрального институ­та. Мне казалось, что они хорошие девочки, очень пер­спективные, однако в ответ услышал нечто невразуми­тельное, дескать, не очень - забраковал.

Я им этого, естественно, не сказал. "Класс! - гово­рю. - Прослушали, все нормально, отношение хорошее. Дуйте поступать в Москву". Они и отправились в Моск­ву: Поля поехала в школу-студию МХАТ, поступила в мастерскую Ефремова и Мягкова и по сей день работает во МХАТе, а Ира поступила в Щукинское училище, после была приглашена в "Современник", потом играла у Виктюка. Очень популярной стала, много снималась, но, к сожалению, рано умерла от белокровия.

Так что из одних картин вышла Ира Бразговка, из "Расписания на послезавтра" - две будущие хорошие актрисы, а Вова Станкевич из "По секрету всему свету" с боем прорывался в наш театральный институт, раза три поступал - не принимали, не увидели. Он больше и не снимался. Взрослея, дети меняются: когда маленькие - прелестны, вырастают - и ничего не получается. А бы­вает наоборот.

Олег Даль

Когда передо мной встал вопрос подбора актеров для педагогического коллектива, который мог бы работать в такой школе, после некоторых раздумий я послал сцена­рий Олегу Далю, однозначно определив его в своем сознании на роль директора, поскольку в этом человеке видел и ум, и глубину, и, безусловно, актерский талант. И я был счастлив, когда он дал согласие.

Олег потом говорил мне, что, когда прочитал сценарий, даже не зная меня, сказал себе: "Олег, надо снимать­ся". Просто в этом надо работать и все. Он был человек очень целеустремленный и строго определенных художе­ственных привязанностей - пустота его не интересова­ла, ему нужна была мысль, а в "Расписании на послезав­тра" мысль была: создание новой школы.

В Дале я не сомневался ни минуты, несмотря на то, что о нем рассказывали всякое, он был окружен легенда­ми и мифами. Но молва, которая о нем ходила, все сплет­ни - все это чепуха. Олег был изумительный актер, бе­зупречный. Разговоры о том, что с ним тяжело работать, оказались ложью и чушью. Только однажды недоразуме­ние вышло, когда я дал выходной и потом отменил. Они с Валей Никулиным уже успели погулять, и наутро Даля не могли разбудить. Никулин спускается:

- Игорюля, Олежек спит крепчайшим сном.

Я говорю жестко:

- Ты был с ним? Иди, буди.

- Хорошо, - отвечает интеллигентный Валя Нику­лин и отправляется в гостиничный номер. Возвращается:

- Нет. На мои запросы "пойдем работать" он толь­ко вскидывает голову, как олень.

Но только один раз подобное было. Дисциплиниро­ванный, пунктуальный, всегда со знанием текста, еже­секундно готовый на импровизацию - Даль был боже­ственен в работе! С Евгением Стебловым они прекрасно сымпровизировали диалог:

- Это все очень интересно, - говорит Стеблов, - но я своего сына в твою школу не отдам!

А Даль ему:

- Нет, надо отдавать. Он же в маму: умный, хоро­ший мальчик!

В картине они очень интересно пикировались, по­скольку у них были академические разногласия, а в жиз­ни дружили.

Даль был интересен, даже когда молчал. Он из се­рии редкостных людей, у которых все время что-то есть "за спиной", они постоянно о чем-то думают. На Олега можно было безотрывно смотреть чрезвычайно долго. Просто смотреть, и это уже захватывало. В картине была сцена: в школу приехала журналистка (ее играла жена Басова, красавица Валентина Титова), и Даль пригласил ее на урок. Это был удивительный актерский эпизод, ког­да он, положив подбородок на ладонь - а у него были удивительно красивые руки, - молча смотрел на нее, делая вид, что внимательно слушает, а по глазам было понятно, как он к ней относится: он взглядом (!) делал из нее дуреху, дескать, ничегошеньки ведь ты не понима­ешь из того, о чем говорят эти вундеркинды. А как мож­но писать о том, чего не знаешь? Как вообще можно не знать физику?! Эта лицо хотелось снимать сколь угодно долго. При этом партнеру за кадром можно было отклю­чить звук - все читалось на лице Даля.