Игорь Добролюбов - Осколки памяти

А претензии были такие: мол, школа нетипичная, у нас таких школ быть не может! Однако сие неправда: как я уже говорил, за образец была взята школа Новосибир­ского Академгородка, организованного великим академи­ком Лаврентьевым. Кстати, я и не предполагал, что такие Школы могут повсеместно появиться завтра, - поэтому-то картина и называется "Расписание на послезавтра".

Но благодаря заступничеству Герасимова при сда­че в Госкино мне уже не очень попало. Из аппаратной, которая располагалась рядом с просмотровым залом вышла пожилая женщина, много лет работавшая киномехаником:

- Кто сдает картину?

- Ну, я.

- Иди сюда.

Завела к себе в аппаратную, налила полстаканчика воды, капнула туда валокордина:

- Выпей, чтоб меньше трясло.

Дальше деталей не помню, все проходило в каком-то трансе: сидел, съежившись, неподвижно, словно не приходя в сознание.

Картина "Расписание на послезавтра" много езди­ла, но без меня. Иногда из прессы я узнавал, что она где-то участвовала и что-то получила.

Это была очень дорогая для меня картина. Картина, над которой, по-моему, стоило подумать. Мы создавали образ школы завтрашнего дня. И я, и актеры, и авторы свято были уверены, что это правильно.

К сожалению, вскоре Олега Даля не стало. Для Жени Стеблова у меня не было подходящего материала, и боль­ше мне с ним работать не случилось.

P.S. На юбилей в прошлом году мне подарили видео­кассеты с записями всех моих картин. Сижу я дома один, включил магнитофон, взял "Расписание на после­завтра" - интересно посмотреть, вспомнить, я давно не видел картину. Стыдно рассказывать, но я смотрел ее, как будто впервые: восторгался, умилялся, плакал, смеялся и все заново переживал, вспоминая прелестно­го Олега Даля и все, что происходило на съемочной пло­щадке.

"БЕЛЫЕ РОСЫ"

Три брата

На студии мне попал в руки сценарий молодого ав­тора, актера по образованию и драматурга по призванию Алексея Дударева "Белые росы". Я прочитал и понял, что из него с определенными поправками может получиться картина. Почему с поправками? Дело в том, что там были определенные сложности, которые предстояло решить. Первая сложность: тройняшки, три брата, близнецы. Но тут мне помог Ершовский "Конек-горбунок", я вспомнил:

"За горами, за лесами,

За широкими морями,

Против неба - на земле

Жил старик в одном селе.

У старинушки три сына:

Старший умный был детина,

Средний сын и так и сяк,

Младший вовсе был дурак"

Эти строки и подсказали мне решение: будут три сына старший, средний и младший. Вспомнил и даль­ше. Когда послали дурака меньшого пшеницу сторожить и он, вернувшись, ответ держал перед всеми, то докла­дывал так:

"Всю я ноченьку не спал,

Звезды на небе считал..."

Значит, мало того, что астрономией занимался, еще и поэтичная натура, романтик. И для меня тут же все стало на свои места: старший "умный детина" - шляпу сразу надели на Гену Гарбука, средний "и так и сяк" - путешественник Миша Кокшенов, а младший "чудак" гуляющий с гармошкой по всем свадьбам, - Колюня Ка­раченцов.

Этот вопрос у меня внутренне разрешился, и даже улыбка появилась: как хорошо!

Вторая сложность: старики. Я объездил все театры Белоруссии и узнал, что актеров-стариков нет, надо ис­кать.

Один у меня сразу был на примете - Борис Кузьмич Новиков. Он, сыгравший эпизодик в моей первой карти­не "Иду искать", так и стоял у меня перед глазами: зазы­вала с фотоаппаратом - прелесть полная!

Где взять второго?

Господь послал мне Федоса

А тут как раз после своего "Братушки" я попал в со­став делегации, которую отправляли в Болгарию. Ехали первый секретарь Союза кинематографистов СССР Лев Александрович Кулиджанов (глава делегации); народ­ный артист СССР, секретарь актерской секции Союза Все­волод Васильевич Санаев, Эмиль Лотяну и я.

Летели туда замечательно. Мы с Эмилем сидели ря­дом во втором ряду; первый ряд - люкс для VTP, там были Санаев и Кулиджанов. Я Кулиджанова до того видел толь­ко выступающим с высокой трибуны - серьезный всегда, и Санаев тоже - монументальный, суровый. Им, как "випу", коньяк приносили, причем без ограничений, нам же не положено было. А они оказались настоящими дру­зьями - делились.

Как только прилетели, Кулиджанова тут же за­брали "в верха" черные правительственные маши­ны - решать всякие важные государственные дела, Эмиль Лотяну увидел своих друзей румын, бросился к ним и исчез, а мы остались со Всеволодом Василье­вичем вдвоем.

Он большой, импозантный, до ужаса серьезного вида человек - робело все во мне, все млело. И никуда ж не убежишь - неприлично, придется вместе быть. "М-да, жизнь предстоит “веселая”", - подумал я.

И вдруг через пять шагов (мы идем, я стал считать шаги) я начинаю ржать. При всей своей внешней суро­вости Всеволод Васильевич оказался самым настоящим весельчаком: он рассказывал такое количество исто­рий, что у меня болел живот от беспрерывного хохота. Он оказался такой озорной, такой по-хорошему хули­ганистый! А ведь действительно, за серьезностью его вида я забыл, что Всеволод Васильевич еще и комедий­ный актер ("Волга-Волга", где он сразу две роли сыг­рал, мхатовские работы), хотя как это все в нем могло уживаться?! Глаза искрятся, чертенята в них бегают - веселуха! Такой вот он: и жутко серьезный, и жутко ве­селый.

И за то время, пока мы с ним гуляли по Софии, Сана­ев раскрылся передо мной полностью: он оказался таким очаровательным дедом! Честный, справедливый, озор­ной, замечательный и очень простой человек. У меня было изначально уважительное отношение к нему, а ког­да я узнал его ближе, с ходу влюбился, беззаветно влю­бился. Господь послал мне Федоса! Просто чудо, ну, то, что надо!

И я как в омут головой, рассказал про сценарий: "Все­волод Васильевич, а? Может, сыграем?" Он приехал в Минск. Зашла в кабинет студии "глыба", встретила эту "глыбу" съемочная группа - и стало тепло и весело сразу, говорят: "Мировой дед!".

Одели на него шмонты Федоса, и все - он! Так же как приехал Новиков Борис Кузьмич, одели его - он. Вот чутье было, что они должны быть. И Колюня Карачен­цов приехал - он. Хотя пробовались другие ребята, но все чего-то надо было, а здесь вот он, вот такой.

Всеволод Васильевич был неприхотлив, по нему все хорошо: такой костюм - хорошо, попробовать другой - пожалуйста, грим - пожалуйста, он на все был согласен.

Виртуозный дуэт

А когда Санаев и Новиков встретились на съемоч­ной площадке, стало ясно: эти два старика могут сыграть любую сцену.

Борис Кузьмич поразительный был, очень остро­умный, причем отличался удивительным качеством: стоило ему надеть портки, калоши и рубашку своего персонажа, он сразу начинал жить и острить от его имени. Веселый, незлобивый человек - и вдруг начи­нает бубнить что-то, язвить без тени игры... Как? Вот тут я только руками могу развести: это было непости­жимо для меня!