Игорь Добролюбов - Осколки памяти

А если бы поймали обычную собаку, усыпили бы лег­ко. Не должны были мы брать из мединститута собачку, лучше бы взяли другого Валета. Эти животные уколов "наелись" так, что боятся даже запаха медицины.

Снова чувствовал себя жестоким человеком.

Кунашир... - "конец света"

Съемки проходили еще и на Курилах, на острове Кунашир, о котором в сценарии написано: тридцать миль до Японии - доплюнуть можно. Это был режимный остров, оказались мы там по договоренности с властями и погран­войсками. Поначалу мне предлагали снять дома, разгово­ры шли такие: "А зачем туда ехать? Сними на Минском море. Не нравится Минское море, давай на Нарочь!" Уда­лось отстоять, потому что поезжай ты хоть в Прибалтику - это не будет Тихий океан. Не могу объяснить, что это такое, когда стоишь на камнях, с одной стороны Японское море, с другой - Тихий (или Великий) океан, и ты понимаешь, как это много и бесконечно, как это величественно!

Чтобы туда добраться, поменяли три самолет: долетаешь до Владивостока, потом меньше размером самоле­тиком - до Сахалина, а оттуда уже в совсем малюсень­ком - на Кунашир. В аэропорту нас встретил заместитель начальника местной милиции (там два милиционера все­го - командир и заместитель) и доложил, что начальник прислал, поручил заняться обустройством, сам никак не может, потому как попал в больницу. А когда явился сам начальник (из Белоруссии, кстати), я спрашиваю:

- Что случилось-то? Чего заболел так неожиданно?

- Да че заболел неожиданно, скажешь тоже. Попал в больницу по случаю невписания в дверной проем.

Вот это фраза! Вот такой веселый, роскошный му­жик. Классные ребята!

Он нам потом доверительно сказал: "Здесь есть сто­ловка, вечером работает как ресторан. Если туда пойдут ваши люди и что-нибудь, не дай бог, случится, сразу зво­ните мне - пришлю машину". И присылал. Местные начали к актерам приставать. То да се, дошло до зава­рушки. Он оказался человеком слова - машина сразу примчалась.

Кунаширские ребята быстренько построили для съе­мок домик, который по сценарию при землетрясении раз­валивается; хорошо построили, как надо: так, что его тро­сом только дернули - он и рассыпался.

Очень славно там нас встречали, зазывали в гости. Председатель рыболовецкого колхоза пригласил к себе на обед, угощу, говорит, тебя деликатесом. Прихожу. Стол ломится от морских яств: рыба всяческая, икра, но это все не считается, а вот в центре стола стоит угощенье, тот самый деликатес - картошечка...

Картошка там - действительно пиршество. Предсе­датель возделывал свой огородик, картошку выращивал сам.

Эта земля - конец света, конечно. Возле Кунашира есть остров и у него мыс так и называется - "Конец света".

20 лет

Сняли картину в 83-м, а на следующий год по опросу журнала "Советский экран" "Белые росы" были призна­ны лучшей комедией года. Это - гордость моя, потому что сами зрители ее выбрали. А Ромм говорил: "Если хоть один человек в зале будет сопереживать твоей картине, уже будь счастлив".

Почему "Белые росы" пришлись по душе людям, я могу только предполагать. По правде говоря, то, что на­род так полюбил эту картину, для меня стало полной не­ожиданностью. Я, автор, знаю, что есть у меня более тон­кие работы - "Осенние сны", положим. Но народ твои соображения в расчет не принимает.

Меня недавно подвозил таксист-частник, разговори­лись, и когда он узнал, что я - режиссер "Белых рос", де­нег с меня не взял. Картина про человеческую жизнь, про жизнь, известную нам, которую каждый из нас прожил или проживает, про знакомые всем семейные сложнос­ти. Это близко и понятно. И добрые люди населяют кар­тину - почему-то все герои, собранные там, оказывают­ся прекрасными людьми. А человек ведь даже соседям своим, особенно в деревне, дает оценку: "Хорошие у нас соседи".

Наверное, именно потому, что фильм о сложностях жизни и о хороших людях, которые не делают никаких подлостей, картина и полюбилась. А кроме того, карти­на ведь без всяких затей, без выкрутасов. Это очень про­стая, веселая и грустная история.

Ну, как можно смотреть "Белые росы" (я буду сей­час нахальным) и не влюбиться в Санаева, Новикова, в Макарову, в Колю Караченцова, Галю Польских и дру­гих актеров? Как не любить их героев со всеми их про­блемами?

Недавно произошел небывалый случай в истории ки­нематографии - в Гродно назвали улицу - Белые росы. А в санатории "Городище" появился салат, который подают в торжественных случаях, называется "Белые росы". Что я могу по этому поводу сказать?..

Больше двадцати лет уже идет картина, а все еще жи­вет, ее смотрят. В октябре 2003-го мне позвонили из Бело­русского союза кинематографистов, говорят, хотим отме­тить юбилей вашей картины, актеров нашли, принимавших участие в съемках, и вы, вроде, живой, хотим организовать серьезное мероприятие, уже договорились с кинотеатром "Октябрь". Вскоре звонят вновь: "“Октябрь” отказал". Со­мневались, придет ли народ, будет ли прибыль. Господи, Боже мой, в качестве просветительства и миссионерства это можно было сделать и бесплатно, только один сеанс - пусть приходит публика, вход свободный. Но, слава Богу, нашел­ся в Минске вуз, Педагогический университет, который устроил очаровательный вечер, посвященный двадцатиле­тию картины "Белые росы".

Меня это не обижает, напротив, я счастлив, что мне удалось пообщаться с ребятами, со студентами. Они все были очень вежливые, очень деликатные, и чудные, ум­ные вопросы задавали. Как славно, что это был именно педагогический вуз!

"МАМА, Я ЖИВ!"

Лесная школа

После "Ивана Макаровича" я решил, что необходи­мо сделать картину и о поколении детей, которые оста­лись здесь, во вражеском тылу, пережили войну в парти­занских соединениях. Так что две эти картины - "Иван Макарович" и "Мама, я жив!" - дилогия. Правда, дило­гия моя, внутренняя.

Володя Халип написал сценарий, построенный на ин­тересных, малоизвестных фактах. Скажем, то, что в парти­занских отрядах вместе со взрослыми были дети, это изве­стно, но вот о том, что на территории оккупированной Белоруссии для этих детишек существовали лесные шко­лы, и шефство над ними брало главное руководство парти­занским движением, об этом не знал почти никто.

Прилетающие из тыла самолеты доставляли в отряд военные грузы (снаряжение, медикаменты, оружие), а кроме того - тщательно оберегаемый, перевозимый под строжайшим контролем спецгруз - чернильницы, тет­радки, учебники для ребятишек. И это во время войны! Как же бережно относились к детям и как перспективно думали взрослые!

В школах были все классы: первый, второй, пятый..., и диктанты ребята писали со сводок Совинформбюро, а потом пацанва расклеивала тексты на домах, столбах, развешивала на деревьях. Это факт. Когда чернила заканчивались, из разогретых на костре снарядов ребята выливали тол, получались коричневые толовые.