Татьяна Внукова - Дом на Новгородском

В 1974 году Злата Константиновна с сыном Мишей приезжала в Архангельск, вероятно, с заботами о литера­турном наследии. Мы с ней ездили на машине в Боброво к их родственнице Анне Григорьевне Поповой.

Александр Антонович с женой Эрной Георгиевной Бородиной-Морозовой вновь приехал из Ленингра­да в Архангельск осенью 1942 года и прожил здесь всю войну. Они были командированы по заданию Академии наук, Государственного Литературного музея, Союза со­ветских писателей, Дома народного творчества и отдела искусств при Архангельском облисполкоме в Нижнюю Золотицу для сбора фольклорных материалов: сказов, былин и лексикографических материалов для словаря русского языка северных областей. Морозов, кроме того, работал над книгой о Ломоносове, собирал материалы в архангельских библиотеках и областном архиве.

Она была издана в 1952 году московским издатель­ством [86] Морозов, А. А. Михаил Васильевич Ломоносов. 1711 — 1765. — М.: Молодая гвардия, 1950. — 960с. , и автор её удостоился Сталинской премии. Уже взрослой я прочла эту тысячестраничную книгу и вос­хитилась величием Ломоносова, узнав подробности о его научных трудах, а не о бытовой стороне жизни, и умени­ем Морозова привлечь и обобщить такую массу литера­турных источников для создания книги, его стремлением найти для неё что-то неизвестное собственными «архив­ными разысканиями».

Архангельским книжным издательством были изданы книги А.А. Морозова «Юность Ломоносова» [87] Морозов, А. А. Юность Ломоносова. — Архангельск: Сев. — Зап. кн. изд — во, 1975. — 507с. и «Родина Ломоносова» [88] Морозов, А. А. Родина Ломоносова. — Архангельск: Сев. — Зап. кн. изд — во, 1975. — 477с. .

По публикации Бориса Пономарёва в «Правде Севера» [89] Понаморев, Б.А. А. Морозов — лауреат Сталинской премии // Правда Севера. — 1952. — 22 марта. знаю, что Александр Антонович окончил филолого-этнографический факультет Московского университета, увлекался химией, физикой, естествоз­нанием, с 1934 года — литературной работой. Проживая в Архангельске, он активно участвовал в культурной жизни города. Был участником областных совещаний по вопросам культуры, писал рецензии на книги и кон­церты, вступительные статьи к книгам, выпускаемым Архангельским книжным издательством. Он регулярно печатал в газете «Правда Севера» заметки о новых из­даваемых книгах, о сказительницах Севера и, конечно, о Ломоносове в разных сферах его деятельности.

Морозов бывал в Архангельске и раньше, поскольку ездил вместе с женой к сказительнице М.С. Крюковой в Золотицу в 1937 году, но я могу рассказать лишь о том, каким видела его в 40-50 годы. Оживлённый, разговор­чивый, остроумный, жестикулирующий, любезный и уважительный. К нему в полной мере подходило опре­деление «галантный мужчина». Он много знал и любил демонстрировать свои познания.

Мать была человеком умным, эрудированным, уме­ющим оценить остроту и ответить на неё, знающим из­дательское дело. Сотрудничество с Александром Анто­новичем в процессе издания его книг было аналогично работе с другими авторами, но он, как оригинальная лич­ность, делал это сотрудничество неординарным. Об этом берусь судить, прочитав теперь сохранившиеся у нее де­ловые письма.

Зная желание Александра Антоновича пространно по­говорить на посторонние темы, она сразу поставила ус­ловие: в письме, прежде всего, должно быть деловое зер­но. Об этом он сам упоминает в одном из писем.

Нередко это «деловое зерно» в своём письме он выра­жает иносказательно:

«меня продолжает беспокоить судьба злополучной бабушки. Когда она разродится? Ей, конечно, трудно по старости-то лет. Если не поздно, то, мне кажется, было бы не вредно поставить под вступительной статьёй бо­лее раннюю дату». Речь идёт о книге сказительницы М.С. Крюковой «О богатырях старопрежних и нынеш­них», выход которой из печати затянулся.

Переписка, конечно, касается сути текущей работы: готовности рукописи к изданию, вёрстки, считывания гранок и внесения поправок, иллюстраций, оформления обложек, получения гонорара. При этом всё перемежает­ся шутками и остроумными замечаниями, некоторые из которых хочется привести:

«воображаю, каковы тамошние писатели», — сказал один здешний. Я же про себя подумал, что он со своим воображением никуда не гож, мелко плавает, ибо Пунуха вообразить невозможно, да и Коничев хорош в своем жанре»

«на мои новые запросы о Вашем здоровье Коничев без­молвствует, Таисия Николаевна мне вовсе не ответила, а исключительно любезное письмо Николая Карповича меня почему-то не пленило. Да в нём он о Вас ничего не написал, а восхищался докладом Коничева в Большом театре. Вероятно, искренне»

«Попрошу Вас также передать привет Т.Н.Трескиной и сказать, что у меня выскочил ячмень почти такой же красивый, как был у неё. Вероятно, это своеобразное про­явление памяти»

«В Ленинграде в день приезда я сразу пошёл в Публич­ную библиотеку и стал читать разные книги. Везде встре­чаю знакомых женщин, которые были в меня влюблены, которые ещё в меня влюблены и которые будут в меня влюблены. Последняя категория самая многочисленная. Так что духом падать не приходится»

Александр Антонович дурачится, каждый раз по-но­вому обращаясь к матери в начале письма: «Многоязви­тельная Анна Ивановна» (вместо многоуважаемая), или «великолепная, многомудрая, несравненная и очарова­тельная Кобра Ивановна» и т.п.

Александр Антонович бывал у нас на Новгородском вместе с Эрной Георгиевной, женщиной воспитанной, тихой и немногословной, но чаще один. Он, продолжая беседу, начатую в издательстве, провожал мать до дома, оставался ужинать и иногда даже играл с нами, ребята­ми, в «типографский набор». Так мы называли игру, ког­да выбирается очень длинное слово и из букв, входящих в его состав, придумываются новые слова. Побеждает тот, у кого придумано больше слов, не встречающихся у других игроков. Александр Антонович всегда отмечал придуманное нами «интеллигентное» слово типа «ростр» или «демарш» и говорил: «А я не догадался», хотя слож­ных слов находил немало. Побеждала в игре чаще всего мать.

В первом письме из Ленинграда после возвращения в ноябре 1945 года он ищет простого человеческого сочув­ствия из-за неустроенности бытия: «Мне так недостает Вашей лукавой иронии и милого умения комментировать мелочи нашей иллюзорной жизни. Здесь дождь. Комната моя закопчена со времён блокады. Стекло кто-то выбил рогаткой» «А в ресторане кормят не очень утешительно ни для язвенника, ни для простого смертного», но, чтобы скрасить картину, добавляет, что был на открытии Эрми­тажа и в особой золотой кладовой.

После возвращения из Архангельска в Ленинград связь его с книжным издательством не обрывается. Он пишет: «Сообщаю, для сведения издательства, что отъезд мой в Ленинград отнюдь не прервал моих работ, а наобо­рот, способствует их выполнению»