Марина Старых - Мемуары на руинах [Жизнь актрисы в письмах и дневниках]

После спектакля Андрюша, как положено, у всех на глазах выходил из театра с Татой, но затем, посадив её в транспорт, встречался с Марусей и вёл её к себе домой. Видимо, это был уже отработанный маневр: две жены, Тата, ещё несколько женщин, о которых можно было догадываться, Маруся не знала, какая она по счёту. С Андрюшиной мамой отношения тоже не складывались. Переезжать в дом с видом на Исаакий Маруся не спешила.

Настал чудесный май. Коллектив отбыл на гастроли, Маруся – на съёмки в Усть-Нарву, где цвели ландыши, сирень, Гафт читал свои зпиграммы на берегу залива, и всё было прекрасно.

Когда Маруся вернулась, подруги (О, эти театральные подруги!) тут же в подробностях рассказали ей, как во время гастролей неоднократно видели несчастного Андрюшиного соседа по номеру, слоняющегося по коридорам, потому что номер был заперт. Причина этому ни для кого не была секретом.

Это был хороший повод, чтобы уйти, но Андрюша упал на колени: «Ты моя надежда и опора!» В этот раз слёзы пролились.

Конспирация в шпионских романах длится годами, а в романах любовных – совсем недолго.

Маруся зашла повидать бывших коллег, вполне уважаемых людей.

«Говорят, у тебя там новый роман? Ну и как труппа?»

«Ну, сейчас большой бум, но, я думаю, вскоре всё встанет на свои места».

Маруся вошла в дом, в дверях – Андрюшина мама: «Это правда? Вы только что сказали, что устроите большой бум и всех поставите на свои места! Вы и меня будете ставить на место?» (Немая сцена. Сказать нечего. Информацию исказили на прямо противоположную те, кого Маруся считала друзьями. Бог им судья!)

Однажды Мышка поймала Марусю после работы и с места в карьер задала почти философский вопрос: «Это правда?» В самом деле, кто знает, что есть правда? Но Мышка неотступно семенила рядом, ожидая нефилософского ответа.

«Спроси у него. Знаешь, мы сейчас в ссоре, я еду домой, если можешь вернуть его – иди, попробуй, я не против».

Но Мышка на то и была Мышка, что не могла позволить себе проиграть. Осенью труппа месяц блаженствовала в Сочи. Кроме пляжа и ресторанов был ещё один домашний аттракцион: Мышка против Маруси! Кто кого? Маруся в борьбу не вступала, пряталась в номере. Мышка использовала весь арсенал: с несчастным видом и зарёванными глазами появлялась всюду, где было людно, умоляюще заглядывала в глаза тем, от кого что-то зависело, публично оседала разыгрывая сердечный приступ. Могущественная секретарша сказала Марусе: «Она всю труппу подняла: – "Верните мне Андрюшу!"»

Но тогда Андрюша совершил мужественный поступок: у всех на глазах взял Марусю за руку, встав на её защиту, что не помешало ему, вернувшись в Питер, продолжить свой гаремный образ жизни.

Опять гастроли, история повторяется, Маруся приезжает на несколько дней позже, подруги докладывают, Маруся пытается разорвать ставшую мучительной связь. Через пару дней к ней присылают гонца: «Ты что, смерти его хочешь? Он там пьёт и плачет – "Что мне делать? Одну хочу, а другую жалею!"»

И тут Мышка допускает ошибку. Маруся бежит на сцену, Мышка, не занятая в спектакле, почему-то стоит за кулисами, подставляет Марусе ножку. Это недопустимо по профессиональной этике. Андрюша клянётся в верности Марусе, произнеся при этом замечательные слова: «У тебя внешность стервы, ты и должна вести себя, как стерва. Никто не поверит, что ты – другая».

Некоторое время продолжалась эта обречённая уже совместная жизнь, до очередного Андрюшиного приступа жалости к Мышке.

Чем всё закончилось? Тем, чего следовало ожидать: появилась новая артистка из западноукраинской глубинки, где женщин учат полностью подчиняться мужчине, всё терпеть, всё принимать как должное. Андрюшу вызвали в райком партии: «Никуда не поедете, пока не разберётесь со своими женщинами!» Андрюша женился.

А Мышка осталась одна. Смиренная, не отмеченная в страстях и скандалах, тихо добилась звания, улучшения жилищных условий, по-прежнему получает свои маленькие роли, дружит с себе подобными.

ДОКТОР:– С Мышкой понятно. А Маруся?

– Похоже, что Маруся изобразила из себя жертву? Нет, конечно, в этих отношениях жертвы всегда – две.

Наверное, Маруся Андрюшу не любила так, как она могла. Во первых, он категорически отказался называть её «Мой маленький», хотя тоже был на семь лет старше. Это шутка. А серьёзно – её коробил его юмор, его перенятая у стариков Александринки манера общения. Вечером, придя домой после спектакля, он говорил ожидающим его матери и сожительнице: «Ну что, мохнатки?» Он боготворил и копировал отца, но актёры той, старой шолы не были утончёнными интеллигентами, в них говорила сама природа, и они как дети, не создавая лишних проблем, принимали её дары.

Однажды за ужином Маруся спросила Тамару Ивановну: «А как вы жили во времена репрессий?»

Старая актриса грохнула кулаком по столу: «Поужинать спокойно не дадут!» – и ушла в свою комнату. Больше вопрос не поднимался.

Марусю позвали на пробы, она прочитала сценарий и очень загорелась. Накануне режиссёр заглядывал ей в глаза и уговаривал. Но стоило ей сказать, что всё нравится, и она очень хочет сниматься, глаз его потух, интерес к актрисе пропал. Когда она, ошарашенная, пожаловалась Андрюше, знаете, какая была реакция? «Дура ты, ё… т… мать!» Так он выразил сочувствие.

А главное – полное несовпадение в том, что делает мужчину и женщину одним целым. Целого не было. Маруся чувствовала, что её «берут», не глядя в глаза, а ей остаётся рассматривать потолок. Это называлось: «хочешь палку?»

От ребёнка избавилась надеясь на съёмки на Одесской студии, где и снялась с Юозасом Киселюсом и Юрой Шлыковым в фильме «Жалоба» Тимура Золоева. Да и не представляла себе совместного с Андрюшей ребёнка.

В общем, устроила ему кошмарную жизнь, не желая терпеть и прощать, кричала по любому поводу: «Всё равно я не буду жить с ним!» – И уходила.

«Начался новый, 1985 год. Сегодня… 7 или 8? Да-да, сегодня 8, вторник. Сегодня закончила читать «Майю» Разумовской, пьесу, которая при огромных недостатках всколыхнула то, по чему давно неосознанно тоскую. Ставить хочет Жора Васильев. Конечно, на любительских началах. Сразу представился балаган, картонный театр, реальность вне быта, времени и пространства.

Ясно стало то, к чему на самом деле лежит душа – символизм? декадентство? – в любом случае – не реализм, в котором не приживаюсь. Задыхаюсь без любви, без божества, без вдохновенья!

Здравствуй, мой придуманный мир! Мир, из которого так искренне хотела уйти в простоту и ясность, и почти потеряла себя. Теперь ещё немножко, и придёт покой, уверенность. Надо только знать, что я – «не с вами», разве что только внешне, и окончательно утвердиться в своём, где лучшая «Я» без попыток подстроиться, приладиться, в этих попытках сразу слабею, теряю почву, гибну.