Юрий Мишаткин - Соловушка НКВД

После недолгого совещания суд отклонил ходатайство.

Меркулов обратился непосредственно к Берии.

— Вы признались мне в конце сорок первого года, что приказ о расстреле двадцати пяти исходит непосредственно от Сталина. Я был вынужден не сомневаться в целесообразности любого вашего указания. Говорю это не для оправдания или желания снять с себя вину и свалить ее на вас, а чтобы стала известна истина.

Деканозов сумбурно рассказал о создавшейся в Грузии после смерти Сталина обстановке. Конев остановил:

— Это не имеет отношения к рассматриваемому делу.

Кобулов повторил просьбу Мешика приобщить непрозвучавшие на следствии документы, которые подтвердят его невиновность, но Конев не удовлетворил ходатайство.

— Нет времени копаться в архивах, тем самым затягивать суд.

Влодзимирский внес предложение занести в протокол его воинское звание, исключить из обвинения фразу «Доверенное лицо гражданина Берии».

Председатель поправил:

— Были не просто доверенным, а самым доверенным, исполняли любую его прихоть. Переходим к допросу свидетелей.

Свидетелей был немного. Первый — начальник Львовского управления МВД Тимофей Строкач [96] Ст р о кач Т. А., во время войны руководил на Украине штабом партизанского движения. До отставки в 1956 г. начальник Главного управления погранвойск, зам. министра МВД. процитировал отправленную им в адрес июльского Пленума ЦК «телегу» на Берию.

«Кипит от злобы. Не может простить, что выгнал в шею из органов за бездеятельность, пьянки. Восстановиться помогло согласие сочинить на меня поклеп», — подумал Лаврентий Павлович.

Строкач обвинил бывшего начальника в пресечении любого совета для улучшения работы, мстительности, позволении униатской церкви открыть соборы, отказе усилить борьбу с националистическим подпольем.

Следующим давал показания бывший министр государственной безопасности и внутренних дел Белоруссии Михаил Баскаков.

— Берия неоправданно уволил из органов республики наиболее талантливых, заслуженных, а заменил их послушными ему.

Начальник кадров министерства генерал-лейтенант Борис Обруч-ников [97] О б ру ч н и ко в Б. Н., в марте 1954 г. уволен из органов, в январе следующего года лишен воинского звания. стал утверждать, что все ошибки, недочеты в работе совершались исключительно по вине Берии.

В предельно коротком выступлении начальник 1-го спецотдела МГБ Александр Кузнецов рассказал, как Берия собирал по крупицам, копил компрометирующие материалы на видных деятелей партии, сотрудников министерств, главков, даже членов правительства.

Заместитель министра госбезопасности генерал Сергей Савченко пожаловался на сокращение Берией аппарата, что отрицательно сказалось на работе, нарушило связь с глубоко законспирированными агентами и с резидентами МГБ, числящимися помощниками атташе, что привело к невозвращению последних на Родину, выступлению в зарубежной печати с дискредитирующими советскую власть статьями.

— Подобное происходило еще до войны, когда подсудимый возглавлял НКВД. В результате его преступных действий, лишились преданных, закаленных в боях разведчиков. Стоило лишь заикнуться о вредности чистки, как грозил несогласных передать костоломам и те выбьют дурь.

Еще один свидетель, начальник УМВД Владимирской области (прежде министр внутренних дел Литовской ССР) генерал Петр Колпаков обвинил Берию в дезорганизации органов, в результате активизировалось националистическое подполье в Прибалтике.

Приглашенный для дачи показаний начальник 1-го управления МВД генерал-майор Александр Коротков [98] К о р о т к о в A. M., много лет работал в Восточной Германии уполномоченным КГБ. Скоропостижно скончался во время игры в теннис с И. Серовым. подтвердил развал Берией разведывательной работы, сокрытие перед войной от ЦК, правительства донесений от разведчиков из различных стран о планах Германии перейти границы СССР.

Лаврентий Павлович сидел не шелохнувшись, ничем не показывая возмущения, понимал, что за критику свидетелей удалят из суда, а за дверью как следует взгреют, не оставляя на теле следов.

Обвинения катились словно снежный ком.

Берию назвали виновным в убийстве старого большевика, члена Президиума ВЧК, коллегии ОГПУ Михаила Кедрова; мести семье Серго Орджоникидзе, чьих родственников отправил за решетку, откуда никто не вышел; получении ложных показаний, планировании захвата власти. Конев подытожил показания свидетелей, материалы следствия:

— В антисоветских, изменнических целях гражданин Берия протянул свои щупальца во все слои общества, государственные структуры, активизировал деятельность буржуазно-националистических элементов в союзных республиках, сеял вражду между народами нашей страны, в первую очередь с великим русским…

«Вряд ли текст написан им, — подумал Берия. — Читает, как дьяк над покойником… — И сразу одернул себя: — Какой к черту покойник? Цыганка нагадала, что ожидает долгая жизнь, к тому же все в моем роду долгожители, пример тому мать».

Маршал продолжал:

— Тщательно маскируя преступную деятельность, глумился над арестованными, клеветал, интриговал, требовал похищать людей.

Конев спешил, следовало завершить процесс к назначенному в Кремле сроку.

Берия ждал окончания суда, в то же время с леденящим душу страхом боялся последнего заседания. Гнал навязчивую мысль, что от приговора не стоит ждать ничего хорошего, он предрешен, написан, утвержден еще до открытия процесса.

«Хрущев и его окружение хотят во чтобы то ни стало избавиться от опасного свидетеля их закулисных интриг, борьбы за власть. Вряд ли Хрущев, Маленков, Булганин одумаются и поймут, что перегнули палку с арестом, осуждением их сподвижника, с кем бок о бок проработали десяток лет, добивались расположения, вспомнят совместное участие в съездах, пленумах, застольях… Предали анафеме, поставили у позорного столба, связали руки те, кто лез обниматься, желал крепкого здоровья, успехов в труде и личной жизни, предлагал переименовать Сухум в Берьевск или Берьевград…»