Юрий Мишаткин - Соловушка НКВД

«Мало времени в школе, затем в институте уделял немецкому языку, надо больше практиковаться в устной речи. Трещат как заведенные, не знал, что Мюффке болтлив».

Решил не мешать начальнику и Адаму, стал отступать, но Мюффке остановил, представил товарищу:

— Мой весьма способный ученик. Верен национал-социализму. Прекрасно показал себя на службе.

Адам остался невозмутимым, даже безразличным.

— Отлично знаком с местными условиями, — продолжал Мюффке, — ему легче, нежели немцу, общаться с населением. Благодаря ему соблюден надлежащий в городе порядок.

— Вынужден разочаровать, — остановил Адам, — аудиенция отменяется. У командующего нет ни единой свободной минуты. Чуть ли не сутки напролет проводит совещания, связывается с дивизиями, диктует радиодонесения в Берлин, отдает различные команды, выезжает на передовую, посещает в полевых госпиталях раненых.

Разговор прервал вышедший из бункера покурить Паулюс, полковник с обергруппенфюрером СС поспешили к нему, забыв про Дьякова, который с интересом стал разглядывать командующего.

«Высок, сухопар. Худоба не болезненная, полученная в наследство от родителей. Сутулится, точно на плечи легла тяжелая ответственность. Взгляд острый. Ни единой на груди награды, нашивки. Гладко выбрит. За глаза зовут Кункаторотм — медлителем. Пошел 51-й год. Опытный штабист, один из разработчиков оперативного плана нападения на Союз «Барбаросса». По слухам решителен, смел, щепетилен — мог, но не пристроил сына на безопасную службу в тылу, взял с собой на Волгу…»

О командующем Дьяков знал довольно много, но далеко не все. Не подозревал, что вскоре Паулюс осчастливит его беседой.

Ничуть не расстроило возвращение в город ни с чем, наоборот, был рад, что беседа с Паулюсом не состоялась.

«В целях личной безопасности лучше держаться подальше от обладающих властью, высоким званием, чтобы при их плохом настроении не попасть под горячую руку. Представление Паулюсу могло мне выйти боком — не сумел бы ответить на какой-нибудь его вопрос, и посчитал неспособным, недостойным руководить городской полицией».

В управлении получил подброшенную записку: неизвестный доброжелатель сообщал адрес, где прятались неуспевшие покинуть Сталинград военнослужащие Красной Армии.

Сидят, как сурки, в подвале, наружу даже носа не высовывают.

Знают, что ваши полицейские их мигом заграбастуют за то, что смели стрелять в освободителей от большевистской каторги. Пусть теперь ответят за службу в бесовской армии, которая замелькала пятками. Для них жаль тратить пули — они пригодятся в боях при взятии Москвы, для них сойдет на шею пеньковая намыленная веревка…

Подписи не было. В расклеенных по городу извещениях было сказано, что за помощь оккупационной власти выплачивается вознаграждение, выдаются дефицитные продукты. Видимо, аноним не расписался по привычке, как делал прежде, когда отправлял в партийные, советские, правоохранительные, чекистские органы доносы на соседей, сослуживцев. Дьяков приказал свободным от патрулирования полицейским прекратить резаться в карты, следовать за ним.

По указанному адресу отыскал строение, в крыше которого зиял пролом от прямого попадания бомбы.

— Ни единой живой души. Все жильцы погибли или эвакуировались, — предположил старший в патруле, но Дьяков не поверил. Заприметил вход в подвал, но лишь сделал несколько шагов к уходящей вниз шаткой лесенке, как выстрелы заставили распластаться на земле, стреляли, к счастью, не прицельно, иначе городская полиция лишилась своего начальника.

— Выходи! Бросай оружие! — крикнул самый горластый полицейский, в ответ из подвала вылезли две смертельно напуганные женщины.

— Они не послушаются!

— Не выйдут, своими ушами слышала, как порешили в плен не идти, лучше смертышку принять.

— Сколько их? — перебил Дьяков.

— Трое солдатиков и с ними ихний командир, — поспешила ответить женщина, другая добавила:

— Сильно изранены, кто в ноги, кто в грудь и голову.

— Отчего не проинформировали полицию, кто у вас прячется?

Женщины виновато потупились.

— Который уж день боимся высунуть на улицу нос.

— Не взыщите, поимейте сострадание.

У Дьякова не было времени выслушивать оправдания, и он повторил приказ выходить, обещал сохранить жизни.

Из подвала раздался глухой голос:

— Русские фашистам не сдаются!

— Мы тоже русские, — успокоил Дьяков, в ответ услышал:

— Холуй ты, немецкий прихвостень, утерял право считаться русским!

Дьяков обещал оказать раненым необходимую медицинскую помощь и был перебит:

— Лучше погибнуть, нежели пойти в плен!

«Имею дело с фанатиками, — понял начальник полиции. — Брать измором, ожидать, когда в подвале кончится еда, вода, выйдут с поднятыми руками? Сколько придется ждать — сутки, двое? Жаль, не придется отличиться перед начальством и сдать живыми лично мной захваченных».

Обернулся к утопившим лицо в землю полицейским.

— У кого есть граната?

— Я завсегда при себе держу, — старший в патруле отдал противопехотную «лимонку», Дьяков бросил ее в подвал. После взрыва некоторое время продолжал лежать и встал, лишь когда из подвала не раздавался даже стон.

С сознанием выполненного долга, радуясь, что в управлении всем стало известно, как начальник проявил находчивость, смелость, Дьяков оседлал в кабинете стул и принялся сочинять рапорт Линнику об уничтожении проникшего в город подразделения противника. Приказал доставить написанное в комендатуру и вспомнил о женщинах, посмевших прятать у себя красноармейцев.

Первой вызвал на допрос молодую. В ожидании просмотрел поступившие из Берлина номера газеты «Доброволец», которую редактировал ставший начальником организационно-пропагандистского отдела «Русской национальной армии» (РНА) Жиленков. На первой странице рядом с портретом атамана Краснова крупным шрифтом были напечатаны главные цели, задачи КОНРа:

а) свержение сталинской тирании, освобождение народов России от большевистского ига, возвращение порабощенным отнятых у них гражданских прав;

б) заключение почетного договора о содружестве с Германией;

в) создание в стране новой свободной государственности без большевик-эксплуататоров.

Автор «Манифеста» щедро обещал соотечественникам (называл их братьями, сестрами, используя обращение Сталина в его выступлении по радио 3 июля 1941 года) ликвидировать принудительный труд, создать каждому материальное благополучие, обеспечить культурный уровень жизни, безвозмездную передачу земли в частную собственность, уничтожение прежних долговых обязательств, ликвидацию колхозов и совхозов, предоставление творческой интеллигенции возможность свободно творить, бесплатное образование, медицинскую помощь, свободу религии, совести, собраний, печати, освобождение из заключения политических узников.