Юрий Мишаткин - Соловушка НКВД

Плевицкая играла сложную драматическую роль с жаром, взволнованно, больше беспокоилась о муже и Миллере, нежели о себе — так должно было показаться комиссару и следователю, которые слушали русскую певицу с вниманием, отдавали должное ее напористости, выдержке, стойкости и не верили ни единому ее слову.

С первой встречи, с первого разговора с подозреваемой Машле и Фурье считали, что Плевицкая в курсе всего, что произошло. Оба были приверженцами лозунга «Франция — французам», считали, что их страна напрасно пригрела эмигрантов, позволив им заниматься политической деятельностью, а потому полагали, что Скоблин причастен к пропаже Миллера, но, опасаясь разоблачения, бежал от возмездия.

К концу третьего часа допроса Плевицкая взмолилась о милосердии, пожаловалась на страшную головную боль, недомогание, и арестованную вернули в тюрьму.

Стоило комиссару и следователю выйти на улицу, как их плотным кольцом окружили падкие на сенсации репортеры издающихся в Париже, других городах Франции и за рубежом газет, журналов. Посыпались вопросы: арест известной певицы заинтересовал всех, каждый журналист жаждал подробностей о причастности Плевицкой к исчезновению русского генерала. Пришлось комиссару и следователю поведать о первых шагах следствия.

— Госпожа Плевицкая, по паспорту Винникова, лишь подозреваемая. Задержана временно, до предъявления обвинения или освобождения. Не теряем надежды выйти на след похитителей, дабы арестовать и предать суду. Надеемся, что русский генерал, руководитель военизированной организации эмигрантов, жив, враги не смогли вывезти его из страны и не захотят от него избавиться. Спустя семь лет после пропажи предшественника господина Миллера история повторилась вплоть до деталей: и первый генерал, и второй исчезли в центре Парижа, не оставив следов.

— Как скоро станет известно, что произошло с русскими генералами?

— Почему говорите о Миллере и не упомянули Скоблина — он ведь тоже пропал?

— Перекрыта ли граница? Контрабандисты легко пересекают ее!

Комиссар и следователь переглянулись: многие вопросы ставили в тупик.

В вечерних выпусках газет на видном месте появилось известие о причастности Скоблина к пропаже Миллера, что может подтвердить жена подозреваемого. Обвинение Скоблина поддержала в интервью старшая дочь Миллера:

— Отец крайне нетерпим к врагам, и те платили ему тем же, всеми способами пытались убрать из политической жизни, теперь могли пойти на крайнюю меру. Что касается генерала Скоблина, то он уже подозревался в сотрудничестве с чекистами. Ныне обвинение подтвердилось и, чтобы не стать в глазах товарищей предателем, Скоблин мог покончить с собой.

На справедливый вопрос, где тело самоубийцы, ответа не было. После паузы дочь Миллера напомнила, что столицу прорезает Сена, во многих местах река глубока, еще под Парижем разветвленные катакомбы — скрыть следы преступления не составит большого труда.

Глава канцелярии РОВС князь С. Трубецкой сделал для печати официальное заявление:

«В нашем Российском общевоинском союзе все беспрекословно доверяли генералу Скоблину, никто не подозревал его в предательстве. Когда возникли слухи о том, что генерал имеет отношение к пропаже начальника, он доказал свою непричастность к трагическому происшествию».

Князь напрямую не обвинял Скоблина в исчезновении Кутепова и Миллера, но и не снимал с него вину.

Газеты соревновались в версиях, где одна исключала другие, обрушивали на читателей фантастические истории. Тем временем следователи допрашивали новых свидетелей. С точностью до минуты стало известно, где, с кем находилась певица в злополучный день, было доказано, что Скоблина не было с женой, генерала видели у занимаемого советским полпредством дома, притом не одного, а с тремя другими лицами, одним из которых был Миллер. Да, певица посетила ряд магазинов, сделала покупки, но никто не видел рядом с ней мужа. Арест банковского счета показал, что за последнее время были большие поступления из Португалии, Албании, где актриса не давала концертов. Стало известно, что при генеральской пенсии и скромной зарплате Скоблин приобрел второй автомобиль, взамен разбитого, полностью рассчитался за загородный дом, обставил его, провел водопровод, газ. Генерал владел пакетом акций на многие тысячи франков.

На первой странице влиятельной «Фигаро» чуть ли не аршинными буквами кричало заявление:

Предатель с помощницей-супругой жили на большевистские тридцать сребреников Иуды! Русский генерал продал совесть, честь, друзей! Скоблин предал человека, который верил ему как самому себе, во всем доверял, тем страшнее предательство!

К следователю попала записная книжка Скоблина, когда ее предъявили Плевицкой, Надежда Васильевна смутилась. В книжке рядом с ничего не говорящими записями на страничке 22 сентября Скоблин записал:

Передать Е. К. о свидании в 12 ч. — поговорим. 3 П 6 7 гри.

Следствие ознакомилось и с дневником Скоблина, различными деловыми бумагами в его доме, в штабе, в том числе перепиской с однополчанами и большим списком членов РОВС, с адресами по округам Парижа, сведениями о численности гарнизона Варшавы, вооружении польской армии, управленческих органах РОВС, сметой расходов по отправке в СССР эмиссаров…

Знакомые с финансовыми вопросами эксперты исследовали приходно-расходную книгу Скоблина и Плевицкой и определили, что расходы во много раз превышали доходы, лишь в 1937 году доходы выразились в 45 тысячах франков, истрачено же было 56 тысяч.

В заведенное дело — оно пухло день ото дня — подшили вырезки из газет, журналов, где упоминались Скоблин, Миллер, Кутепов и Плевицкая.

Русская газета «Вестник» успокаивала читателей:

РОВС пережил еще один удар, но этот удар только закалил нас в борьбе, научил и сплотил то основное ядро, которое составляет его силу.

В колонке главного редактора довольно туманно говорилось, что вторично обезглавленный РОВС поспешно выбирает нового начальника, словно колоду карт тасует возможные кандидатуры, среди претендентов на высокий пост началась грызня. Первым, кого прочили в начальники, был бывший командующий Донским корпусом генерал-квартирмейстер Федор Федорович Абрамов, возглавляющий в РОВС 3-й отдел, вторым — генерал А. М. Драгомилов, но он отклонил лестное предложение. В кресло главы РОВС рвался профессор Академии Генштаба генерал-лейтенант А. А. Грушевич. Четвертым претендентом был А. Н. Архангельский, в свое время служивший при Главном штабе, затем в Управлении командного состава Красной Армии, сбежавший осенью 1918-го к Деникину: служба у врагов, пусть непродолжительная, сильно мешала карьере в эмиграции.