Юрий Мишаткин - Соловушка НКВД

Многие вопросы на процессе не поднимались, другие остались без четкого ответа. Зачем советской разведке понадобилось похищать малоинициативного престарелого Миллера, который вскоре добровольно передал бы бразды правления более молодому, сам ушел на покой? Куда делся Скоблин, если сбежал от ареста, то кто этому помог? Откуда и от кого на банковский счет Скоблина поступали крупные суммы? Почему не сказано, на кого работали Плевицкая с мужем, на какое государство? Ни судью, ни прокурора все это не интересовало. Вершители правосудия не акцентировали внимание заседателей на явных оплошностях полиции и пограничной службы.

Первыми из-за отсутствия сенсаций заскучали репортеры, затем интерес к процессу потеряли зрители — происходящее в зале Дворца правосудия казалось переливанием из пустого в порожнее. Все ожидали «жареных» фактов, которые могли взбудоражить, заставили бы заговорить, но таковых не было. Скучая, журналисты слонялись по коридору.

Продолжался допрос уже не столь важных свидетелей. Давали показания консьержка, отставные генералы, ночные сторожа, сотрудники РОВС, случайные прохожие, полицейские. Лишь единицы сомневались в вине певицы, среди них вдова Кутепова, приславшая из Югославии в адрес процесса заявление:

Не берусь судить, виновата ли Плевицкая в похищении моего мужа, но они со Скоблиным в свое время приезжали в Ригу, где ругали деятельность, точнее, бездеятельность Миллера… Дружба моей семьи и семьи Скоблина исчисляется почти двумя десятилетиями, проверена, причины вражды актрисы к моему супругу не вижу, ее просто не было…

Суд проигнорировал письмо Лидии Кутеповой. Прокурор заявил, что ему безразличны мотивы преступления, важен сам факт совершения похищения.

— Сообщница Скоблина несет полную ответственность перед законом! Требую для госпожи Плевицкой пожизненного заключения.

Заявление ошеломило не только Надежду Васильевну, но и публику в зале. Все умолкли, возникла тишина, которая зовется «гробовой» или «могильной».

Плевицкая лишилась дара речи, когда о чем-то спросили, не прореагировала. Уставилась в одну точку, как делала в камере. Стоило адвокату наклониться, тронуть за руку, встрепенулась.

— Вам предоставлено последнее слово! Не волнуйтесь!

Плевицкая медленно поднялась. Поправила упавшую на лоб прядь и тихо, без дрожи в голосе произнесла:

— Видит Бог на небесах, что я не виновата! Господь — свидетель всему и может подтвердить, что никогда и никому не только не делала зла, но и не желала, всю себя без остатка отдавала вокалу и мужу!

Опустилась на скамью, снова стала безразличной ко всему. Судья с присяжными покинули зал. Защитник не отходил от Плевицкой, просил не отчаиваться, надеяться на лучшее, обещал при любом приговоре подать кассационную жалобу.

Наконец судья с заседателями вернулись, заняли свои места, и зал тотчас наполнился публикой.

Плевицкая смотрела в пространство. Не могла забыть слов прокурора, с жаром доказывавшего, что Плевицкая с мужем сознательно участвовали в шпионской деятельности, за что получали немалые деньги:

— Не верьте ее слезам, ее простодушной наивности! Перед вами не обделенная талантом актриса, ей ничего не стоит сыграть наивность, беззащитность. Не надо забывать о страданиях сотен тысяч русских в Европе, Америке, Азии, которых подсудимая предавала и продавала! Выразим презрение корыстному предательству!

В зале многие склонялись к мнению, что женщине в летах, известной в артистическом мире, вынесут мягкий приговор.

Присяжным предложили ответить на ряд вопросов:

1. Был ли 22 сентября 1937 года в Париже похищен (лишен свободы) генерал Миллер?

2. Была ли Плевицкая сообщницей похитителей?

3. Была ли проведена акция с целью пленения Миллера?

4. Было ли лишение свободы Миллера совершено с заранее обдуманными намерениями?

5. Был ли Миллер завлечен в ловушку-западню?

6. Принимала ли Плевицкая непосредственное участие в вовлечении Миллера в западню?

Старшина присяжных приложил руку к сердцу.

— На все поставленные вопросы присяжные ответили «да», вердикт вынесен единогласно!

Слово для оглашения приговора взял судья:

— На основании законов Французской Республики, принимая во внимание все уличающие подсудимую факты, Плевицкая, по мужу Скоблина, урожденная Винникова Надежда Васильевна приговаривается к двадцати годам каторжных работ с последующей высылкой за пределы страны, запрещением проживать во Франции в течение десяти лет!

Судья сделал паузу, ожидая, когда публика умолкнет, и продолжил:

— Этим приговором суд предостерегает иностранных подданных от совершения преступлений! Судебные издержки возлагаются на Плевицкую.

Присяжные признали за певицей ряд смягчающих обстоятельств, тем не менее согласились со строгим, даже жестоким приговором.

Спустя полгода Сенатский суд присяжных заочно осудил генерала Н. В. Скоблина.

Среди эмигрантов возникли разговоры:

— Кого осудили — мертвеца или беглеца?

— Почти год прошел со дня пропажи Миллера, а не вышли даже на его след!

— Не суд, а комедия: Скоблину ничего не грозит, так как генерал не вернется во Францию!

— Признали генерала главным виновным, приговорили к пожизненной каторге, не зная, где он!

— Еще, смеха ради, приговорили к уплате судебных издержек!

В Европе не было газеты, которая бы не откликнулась на процесс. Пресса была единогласна в оценке приговора, лишь швейцарская «Потлер» назвала его «злобным, абсурдным, присяжные голосовали не против Плевицкой, а против советской власти, не называя ее, присяжным нужно было нанести удар по красным, распять неуловимого врага, это месть, а не приговор». Известная эмигрантка Нина Берберова записала в дневнике и позже обнародовала его:

И вот я сижу в этом зале, слушаю вранье Надежды Плевицкой, жены генерала Скоблина, похитившего председателя Общевоинского союза генерала Миллера. Она одета монашенкой, она подпирает щеку кулаком и объясняет переводчику, что «охти мне, трудненько нонче-де заприпомнить, что-то говорили об этом деле, только где мне, бабе, было понять-то их, образованных грамотеев…»

Эмигрантский журнал «Русские записки» сообщил:

Судоговорение в процессе Плевицкой, неожиданно суровый приговор выросли в большое событие в жизни русской эмиграции…

Судили, в сущности, тех, кто стоял за Плевицкой, и шансы осуждения довольно равнодушно распространялись между двумя противоположными направлениями. Выбор был поставлен резко: советская власть или русская

эмиграция? Роль парижских агентов советской власти, особенно после буквального повторения трагедии с генералом Кутеповым, представлялась как бы априори — бесспорно — не только для русской эмиграции в целом.