Юрий Мишаткин - Соловушка НКВД

Адвокат несмело напомнил, что кроме конфискованных ювелирных изделий клиентка имеет в банке личный сейф. Плевицкая резко перебила:

— Сейфа нет! Ничего ни от кого не скрыла! Обобрали до нитки, стала бедна как церковная мышь!

Владимир Набоков. «Постановщик картин»:

Судебное разбирательство оказалось неубедительным и путаным, свидетели не блистали, и окончательное обвинение в похищении можно было оспорить на законном основании. Несколько последних эпизодов в тюрьме. Кротко сжавшись в уголке. Пишущая слезливые письма с уверениями, что когда их мужья (Миллер и Скоблин. — Ю. М. ) стали добычей большевиков, они сделались сестрами. Умоляет разрешить пользоваться помадой. Молящаяся в слезах, рассказывающая о видении — невинности генерала. Шумно требующая вернуть Новый Завет, в котором эксперты с рвением расшифровывают пометки на полях Евангелия от Иоанна…

П. Н. Переверзев, бывший министр юстиции Временного правительства:

Полагаю, в деле Плевицкой есть только косвенные улики, подкрепляющие обвинение. Это даже не улики, а, скорее всего, предположения, и предположения сомнительные, которые нельзя толковать непременно во вред обвиняемой.

Великая княгиня Ольга Александровна Романова из Дании Н. Плевицкой:

С ужасом узнала о постигшем Вас страшном несчастии. Мы все эти дни думаем о Вас, молимся, чтобы Господь послал Вам веру и силы… жалеем, надеемся на скорое освобождение… Правда скоро восторжествует, а великие Ваши страдания искупятся.

«Правда», «Известия». 1938. 9 декабря:

Тов. Ежов Н. И. освобожден, согласно его просьбе, от обязанности наркома внутренних дел с оставлением его народным комиссаром водного транспорта. Народным комиссаром внутренних дел СССР утвержден тов. Л. П. Берия.

Из заявления Н. И. Ежова на суде:

…Есть и такие преступления, за которые меня можно расстрелять… Я почистил четырнадцать тысяч чекистов. Но огромная моя вина заключается в том, что я мало их почистил… Не чистил их только лишь в Москве, Ленинграде и на Северном Кавказе. Я считал их честными, а на деле же получилось, что я под своим крылышком укрывал диверсантов, вредителей, шпионов и других мастей врагов народа.

Ирина Ракша, внучатая племянница Н. В. Плевицкой:

До начала тридцатых годов Надежда Васильевна тайно посылала посылки в Россию под Киев многодетной, чудом спасшейся в голод старшей сестре Марии Васильевне. Почему именно ей? Потому что среди четырех детей рос и кудрявый сынок Женя. Правда, посылки эти Марии Васильевне (жене сельского фельдшера) грозили арестом. Да и продать на базаре даже в Киеве дорогие вещи (одежду, обувь), не навлекая подозрений, было невозможно, не говоря о том, чтоб носить. А поэтому посылки тайком от детей и соседей закапывались ночью в саду. До лучших времен, которые, впрочем, так и не наступили…

Странная была эта знаменитость в Париже. Не пропускала церковных праздников. Часто пела на клиросе в русском храме, поддерживала деньгами хор. К праздникам сама пекла гостям «курские оладушки», не желала говорить по-французски, даже хлеб покупала в русской булочной. Не скрывала ненависти к надвигающемуся фашизму и самому Гитлеру в отличие от многих в ее окружении. И ежедневно, ежечасно мечтала, как и ее муж, вернуться в родные места, к родным могилам. Но это ей было не суждено. Она была как оторванный полевой цветок, втянутый в кровавый водоворот. И спасали ее только Вера, Надежда, Любовь да еще народная песня, которую она как крест пронесла над собой до смертного часа.

Газета «Возрождение», Париж, 5 августа 1939 г.:

Просьба заключенной № 9202 для администрации женской тюрьмы в тихом Ренне была неожиданной.

— Пожелала встретиться со священником, притом непременно русским? Хочет исповедаться? Странно, не замечали в ней набожности: Библию не открывает, из тюремной библиотеки берет лишь сказки своей родины и стихи, в церкви не молится, только крестится. Где прикажете искать русского священника? — сердился начальник тюрьмы. — Было бы объяснимо, если русская шпионка болела, находилась при смерти, но здорова, насколько можно быть таковой в пятьдесят шесть лет.

Каторжанка действительно, несмотря на пожилой возраст, перенесенные переживания, на здоровье не жаловалась.

О просьбе № 9202 начальник тюрьмы поставил в известность новое (после оккупации немецкими войсками в мае 1940 года Франции) начальство в Париже, и из столицы незамедлительно прислали человека с незапоминающейся внешностью.

Прибывший предъявил документы и, не дожидаясь приглашения, развалился на стуле.

— Где русская певица? У меня слишком мало времени — завтра нужно вернуться.

— Извольте передохнуть с дороги, — предложил начальник тюрьмы. — Имеется комната для приезжающих на свидания родственников…

Приехавший отказался от отдыха, тем более от обеда. Переоделся в рясу, надел крест. В занимаемой заключенной № 9202 камере-одиночке попросил охранницу оставить его с пожелавшей исповедаться. Осенил Плевицкую крестным знамением, дал приложиться к руке и терпеливо выслушал воспоминания о пережитом и прожитом. Когда Плевицкая выговорилась, осторожно заметил:

— Господь наш на небесах в моем лице выслушал смиренный рассказ. Перенесенного вами хватит на несколько жизней. Верю, что не столь грешны, как вас изобразили газеты и, главное, суд. Отпускаю грехи как малые, так и большие, что тяжелым камнем легли на сердце и на душу…

«Священник» говорил вкрадчиво, не спускал острого взгляда с потупившей взор каторжанки.

— Когда сообщили, что желаете очистить душу от скверны, вспомнил, что читал о вашем деле перед войной в русских газетах, в частности, о процессе, обвинении в похищении глубокочтимых рабов Божиих Кутепова и Миллера. Еще тогда удивился обвинению. Сейчас возникло сомнение, что вы были не до конца искренны, не очистили душу признанием вины, не покаялись за греховодную помощь заклятым врагам святого белого дела, умолчали о главном, в чем виноваты и что требует прощения…

— О чем вы, вернее, о ком, батюшка? — удивилась Плевицкая.

— Имею в виду в первую очередь господина Миллера, с кем был знаком, неоднократно встречал на богослужениях в соборе, кто радел за свободу России-матушки, оказывал помощь православной нашей церкви. Покайтесь в содеянном, и на душе тотчас просветлеет, на вас снизойдет благодать.