Юрий Мишаткин - Соловушка НКВД

Не отдыхая, продолжил клеймить:

— Коба слушал меня, набычившись, кусал черенок трубки. Когда заговорил, напомнил, что с приближением коммунизма обостряется классовая борьба, коварные враги распоясываются, переходят в наступление, следует их без жалости карать. Стало ясно, что с заседания не вернемся к семьям. По совету, вернее, приказу вождя создали специальную комиссию, которая приняла решение о нашем аресте. Пусть не покажется странным, но я простил голосовавших, они полностью зависят от Кобы, имея на то основания — опасаются оказаться на моем и Рыкова месте. Поверьте, но скоро Сталин с помощью пришедшего вам на смену Ежова затопчет любого, кто посмеет ему перечить, сомневаться в его гениальности. Захватив в преступных целях безграничную власть, считает, что ему все позволено. Присвоил право самолично решать чужие судьбы, в чем помогает новый нарком внутренних дел, который смотрит ему в рот, железной метлой расчищает путь к созданию тоталитарного государства…

Бухарин чувствовал себя перед единственным слушателем, как на многолюдном митинге. Не повышал голос, чтоб не привлечь внимание тюремщика за дверью. Говорил убедительно, логично, что прекрасно умел, будучи отличным оратором, пропагандистом. Если пребывая в полной изоляции разговаривал сам с собой, мысленно произносил обличительные речи в адрес того, кто бросил в застенок, то при встрече с Ягодой спешил высказаться.

— Некоронованный властелин Страны Советов карает и станет продолжать карать, если его вовремя не остановить. Государством правит не народ, как записано в Конституции, а мстительный, коварный Держиморда родом с Кавказа. Когда меня увозили из Кремля, гадливо вслед улыбался. Маниакально недоверчив, подозревает в нелояльности каждого, не доверяет даже личной охране, периодически убирает одних, на освободившиеся места ставит других. Вседозволенность позволила расправиться даже с ближайшими родственниками со стороны двух жен, смерть последней весьма странна, как и самоубийство Орджоникидзе — в печати причиной гибели назвали тяжелую болезнь, но, как знаете, это ложь. Когда я возмутился несанкционированными прокуратурой арестами, выносимыми особым порядком «тройками» приговорами, услышал: «Отошлю тебя в органы, там быстро отыщут у тебя факты преступлений». И угрозу выполнил…

Бухарин перешел на скороговорку, стал глотать окончания слов, словно опасался, что перебьют.

Ягода терпеливо ждал, надеясь услышать фамилии оставшихся на свободе заговорщиков, готовых любым способом устранить Сталина, план оппозиционеров устроить восстание для смены власти, связях с Троцким, но Бухарин был предельно осторожен, утаивал многое, в том числе предусмотрительно сочиненное перед арестом обращение к потомкам, которое заставил жену выучить слово в слово. И Анна Ларина сумела пронести текст сквозь десятилетия тюрем, лагерей:

Ухожу из жизни. Опускаю голову не перед пролетарской секирой, которая должна быть беспощадной, но целомудренной. Чувствую свою беспомощность перед адской машиной, которая, пользуясь методами средневековья, обладает исполинской силой, фабрикует организованную клевету, действует смело, уверенно. Ушли в прошлое замечательные традиции ЧК, когда революционная идея руководила всеми ее действиями, определяла жестокость к врагам, охраняла государство от всякой контрреволюции…

В настоящее время в своем большинстве так называемые органы НКВД, это переродившаяся организация безыдейных, разложившихся, хорошо обеспеченных чиновников, которые, пользуясь былым авторитетом ЧК, в угоду болезненной подозрительности Сталина, в погоне за орденами и славой творят свои гнусные дела, не понимая, что одновременно уничтожают сами себя — история не терпит свидетелей грязных дел.

Любого члена ЦК, любого члена партии эти «чудодейственные» органы могут стереть в порошок, превратить в предателя-террориста, диверсанта, шпиона…

С восемнадцатилетнего возраста я в партии, и всегда целью моей жизни была борьба за интересы рабочего класса, за победу социализма. Газеты печатают гнуснейшую ложь, что якобы я хотел уничтожить завоевания Октября, реставрировать капитализм. Это неслыханная наглость, это ложь, адекватная по наглости, по безответственности перед народом была бы только такая: обнаружилось, что Николай Романов всю свою жизнь посвятил борьбе с капитализмом и монархией, борьбе за осуществление пролетарской революции.

Пусть потомки не судят меня строже, чем это делал Владимир Ильич. Мы шли к единой цепи впервые еще непроторенным путем. Обращаюсь к вам, будущее поколение руководителей партии, на исторической миссии которых лежит обязанность распутать чудовищный клубок преступлений, который в эти страшные дни становится все грандиознее, разгорается как пламя и душит партию.

В эти дни уверен, что фильтр истории рано иди поздно неизбежно смоет грязь с моей головы.

Проверил, как супруга запомнила текст, верил, что пусть нескоро, а спустя вереницу лет его послание дойдет до нового поколения граждан страны. Бухарин не забывал, где и кем служил собеседник, и поэтому не был с Ягодой до конца откровенным.

— Отправил Кобе из наших застенок письма, но не достучался до каменного сердца, — продолжал Бухарин. — Напрасно напомнил о нашем с ним дореволюционном сотрудничестве, участии в Октябрьском перевороте, титанических усилиях в борьбе с интервенцией, белыми формированиями, разрухой, голодом. Не лукавя, продолжаю видеть в нем пламенного революционера, обладателя недюжинного ума…

Ягоду не интересовали послания из тюрьмы, их наверняка прочитал не только адресат, а и все члены Политбюро, ЦК — вождь не отказал себе в удовольствии продемонстрировать, как гордый Бухарин снизошел до просьб. Генрих Григорьевич попытался осторожно перевести беседу на интересующую его тему о связи с волей, канале переписки с единомышленниками, Троцким, но Бухарин вернулся к критике Сталина, его ручных ЦК, Политбюро, холопски воплощающих в жизнь любые приказы, даже прихоти генсека.

— Молотов, Каганович, Микоян, горе-вояка Ворошилов, как собачонки, получающие из рук хозяина подачки, ходят перед ним на задних лапках, смахивают с него пылинки, раздувают его культ личности.

Бухарин не умолкал до отбоя. Монолог продолжился на следующий день. Как губка Ягода впитывал услышанное, терпеливо дожидался, когда сокамерник проговорится о руководимом им на воле заговоре, подготовке государственного переворота, помощниках. Не навязчиво стал уговаривать сдаться, признать тщетность борьбы.

Бухарин отмахнулся от неприемлемого, вновь продолжил критиковать Сталина за патологическую мнительность, злопамятность, грубость даже с женой, которая не простила мужу хамства и застрелилась. Николай Иванович за многолетнее, довольно близкое общение с вождем хорошо изучил характер Сталина, считал его закоренелым преступником, идущим по трупам двух жен и их родственников, друзей юности, в их числе земляка-горийца Камо (Тер-Петросяна), удачливого авантюриста, талантливо исполнявшего перед революцией роли жандармского полковника, уличного продавца-балагура, умалишенного, странно погибшего в советское время под колесами грузовика. Бухарин напомнил слова Сталина, что при построении первого в мире социалистического государства приемлемы любые средства, победителей не судят.