Юрий Мишаткин - Соловушка НКВД

Отношение писателя к советской власти окончательно испортилось после посещения на Белом море Соловецкого лагеря особого назначения (СЛОН), бесед с тщательно отобранными, проинструктированными начальством ссыльными. Ягоду удивило, что заядлым врагом стал обласканный властью, окруженный всеобщим почетом, получивший в дар кроме особняка дачи под Москвой и в Крыму, чье имя присвоили Нижнему Новгороду, центральной в столице улице, заводам, фaбpикaм, пароходам; книги издавались огромными тиражами, все в стране театры ставили его пьесы, на киностудии сняли фильмы «Детство Горького», «Мои университеты», инсценировку романа «Мать».

Из найденного при обыске письма Ромена Роллана стало известно, что француз считает смерть Максима странной, это утверждала и первая жена писателя, обвинившая в случившемся НКВД, — дамочку, к большому сожалению Генриха Григорьевича, нельзя было взять за жабры, бросить за решетку, Екатерина Павловна обладала непререкаемым авторитетом в Европе.

Гроб с телом усопшего установили в Колонном зале Дома Союзов. Сталин проигнорировал предсмертную просьбу покойного — предать его земле в родном Нижнем или рядом с сыном. Вождь изрек: «Дневники с крамольными рукописями, письмами сжечь, подобным образом поступить с трупом». Урну с прахом замуровали в Кремлевской стене, когда первая супруга попросила оставить ей щепотку пепла, Политбюро отказало…

Вышинской заметил, что подследственный, как говорится, витает в облаках, и постучал карандашом по столу.

Ягода провел ладонью по лицу, выдавил:

— Подтверждаю только оказание Максиму Алексеевичу помощи в организации его полетов на аэроплане. Он бредил авиацией, я был у него вроде няньки…

Вышинский уточнил:

— И настойчиво спаивали, чтобы сделать алкоголиком, ускорить смерть, тем самым получить полную свободу для связи с его женой.

— Он пил без моего участия, не знал меры в употреблении горячительных напитков.

— Вы пользовались его слабостью, чтобы соблазнять супругу.

Ягода сделал вид, будто пропустил замечание мимо ушей.

— Максим состоял секретным осведомителем, снабжал органы информацией о встречах, разговорах отца, его гостей, содержании получаемых и отправляемых писем. Что касается преждевременной смерти, то в ней виноваты недобросовестные врачи.

Вышинский не согласился:

— Напрасно юлите. От ответственности уйти не удастся. Ваше непосредственное участие в отравлении отца и сына Горьких неопровержимо доказано, из-за вас мир лишился великого писателя и молодого авиатора, отличного семьянина, отца двух дочек. Это не считая шпионажа, подготовки взрыва шлюзов на канале для затопления столицы. Следствие располагает документами, показаниями свидетелей, признаниями проходящих с вами по одному делу помощника Горького гражданина Крючкова, доктора Левина, референта Куйбышева Максимова, секретаря ЦК Буланова, наконец, граждан Рыкова и Бухарина, которые достаточно хорошо осветили ваш истинный облик.

Ягода не поверил, что сосед по камере дал против него показания, но понял, что бессмысленно вступать в спор, прокурор со следователем не станут слушать доводы в невиновности, и решил сыграть раскаяние:

— Признаю, что смерть Максима в некотором роде на моей совести — своевременно не отправил температурившего в больницу. Виноват и в том, что не помешал его отцу сочинять пасквили на советский строй и, главное, на нашего вождя и учителя, не сумел уговорить написать многостраничную, нежели очерк о Ленине, биографию товарища Сталина…

Допрос завершился очными ставкам. На первой личный врач Горького Левин поведал о полученном от Ягоды строгом приказе ускорить переселение пациента в загробный мир, на следующей Крючков дополнил показания лекаря. В ответ Ягода обвинил секретаря писателя в краже и продаже за баснословно крупную сумму коллекционерам писем, полученных Горьким из Европы от известных деятелей культуры, врача назвал виновным в непрофессионализме при лечении больного. Вновь напомнил о своем руководстве карательными органами, самым важным в стране наркоматом, щите и мече революции, строительством каналов, в прокладке автомобильных и железнодорожных магистралей в непроходимой тайге, районах вечной мерзлоты, за что удостоен правительственных наград, получал благодарности вождя.

Вышинский резко перебил:

— Прекратите бахвалиться, совать нам в нос успехи, которые не столь значимы, куда больше совершили вредительства! И забудьте про награды, вас лишили их, как и воинского звания.

Ближе к наступлению нового дня ведущие следствие и подследственный изрядно устали. Ягода сказал, что не следует оставлять Бухарина надолго одного, надо продолжать, как говорится, ковать железо, пока оно горячо, подталкивать Бухарина к капитуляции.

Вышагивал по коридору, слышал за спиной «Налево! Прямо!», послушно выполнял команды.

«Шьют кроме вредительств, антисоветчины еще и убийства. Хотят, чтоб на суде предстал этаким вурдалаком, пьющим чужую кровь…»

Считал, что к дичайшим обвинениям приложил руку всероссийский староста Калинин, желающий поскорее убрать того, кто информирован о растрате им казенных денег, приобретении для любовницы — певицы Татьяны Бах дорогого манто из шкурок соболей. Волновало, вскрыт ли сейф, нашли ли компромат на ряд крупных деятелей партии, правительства, в том числе на вождя, это Сталин не простит, припомнит фатальные неудачи с уничтожением заочно приговоренного к смерти Троцкого [26] Троцкий (Бронштейн) Л. Д., политический и государственный деятель, убит в Мексике 20 августа 1940 г. агентом НКВД Рамоном Меркадером, освобожденным из тюрьмы спустя 20 лет. На Кунцевском кладбище в Москве на могильной плите выбито: «Герой Советского Союза Лопес Рамон Иванович». , с упорством маньяка льющего за океаном на Сталина и советский строй ушаты помоев.

«Самое горькое и обидное, что предали те, кто служил под моим началом, кого поддерживал, выдвигал, кому давал дачи, квартиры, выписывал премии, путевки в санатории. А Крючкову с Левиным щедро платил из бездонного фонда за информации о разговорах патриарха литературы, его откровениях в кругу домочадцев…»

Решил не лезть на рожон, зубы показать на процессе.

«Если пойму, что светит большой срок лагеря или тюремного заключения, в присутствии на суде зарубежных журналистов поведаю, как до революции Сталин, тогда Coco Джугашвили, сотрудничал с царской охранкой, выдал ей в Тифлисе подпольную в прямом смысле под домом с входом через колодец типографию, сообщил пути доставки из-за границы «Искры», оружия, тем самым сократил себе срок ссылки. Расскажу, как распутничают наркомы, маршалы. Начну с Клима Ворошилова, погубившего бездарным командованием в Гражданскую под Царицыным целую армию, — лижет вождю пятки, лебезит, сдувает с него пылинки, жена же присвоила конфискованные у буржуазии ценности. Сейчас потирает руки, что с моим арестом прекращен учрежденный за ним негласный надзор. Как другие в Политбюро и ЦК, у кого рыльце в пуху, считает себя неприкасаемым, не подвластным законам…»