Юрий Мишаткин - Соловушка НКВД

— Стоять!

Ягода прекратил передвигать ноги, уперся взглядом в стену, дождался, чтобы отворили дверь. Вошел в камеру в ожидании, что Бухарин бросится навстречу, станет расспрашивать, как прошел допрос, но сокамерник оставался ко всему безучастным.

«Переживает за членов семьи, ломает голову над вопросом, как им помочь. Еще немного, и придет к выводу, что мой совет: сдаться на милость победителей — единственно правильный в создавшейся обстановке».

Спустя час Бухарин обернулся.

— Продолжаете настаивать на признании вины?

От нахлынувшей радости Генрих Григорьевич чуть не пустился в пляс.

«Созрел! Сломался от страха за молодую жену и сына. Я был под конем, но после выполнения задания вновь на коне! За проделанную работенку переведут в комфортабельную камеру с окном, выключением на ночь света, улучшат рацион питания, дадут свидание с женой, главное, получу щадящий приговор».

Бухарин ждал ответа.

— Да и еще раз да! — подтвердил Ягода. — Надо отступить, лишь это спасет близких от мучений. Наши жизни ничто по сравнению с благополучием жен и детей. Не имеем права подставлять их под секиру. — Приблизился к Бухарину, задышал ему в лицо. — Мы в капкане, который ставят на крупных хищников, приходится признать поражение. Станем мудрее, дальновидней и вытащим жен с детьми из трясины, в которую они попали по нашей вине, спасем от тюрем, лагерей и, быть может, от гибели…

Бухарин резко поднялся, бросился к двери, забарабанил в нее.

— Требую встречи с прокурором!

«Кормушка» открылась.

— Доложу, ждите ответа.

Бухарин вернулся к Ягоде.

— В средние века, во время святой инквизиции, ведьм, колдунов отправляли на костер, признание вины считали царицей доказательства. Сталин вернул мрачное прошлое, вскоре и у нас станут сжигать неугодных, рубить им головы. Современный Нерон сказал на Политбюро, что настоящий враг не тот, кто вредит, а тот, кто посмел сомневаться в верности политики партии, ее лидера, подобных следует без проволочек ликвидировать. Коба инициатор принятия беспрецедентного постановления о проведении в мирное время террора, скоро число погибших достигнет астрономической цифры. Нет надежды на честность правосудия, из судов устраивают судилища.

Николай Иванович вновь продемонстрировал отличную память, перечислил многих заслуженных революционеров, старых большевиков, которых репрессировали, кто сгинул после ареста, последними в этом ряду назвал Зиновьева и Каменева [27] Зиновьев (Радомысльский) Г. Е., пред. Петроградского Совета, пред. Исполкома Коминтерна. Выведен из членов ЦК, исключен из партии в 1927 г., вторично лишился партбилета спустя 5 лет. Осужден по делу «Московского центра» к 10 годам. Расстрелян в 1936 г.; Каменев (Розенфельд) Л. Б., пред. Моссовета, первый зам. пред. Совнаркома, пред. Совета труда, обороны. Осужден по делу «Московского центра» на 15 лет. В 1936 г. расстрелян, реабилитирован посмертно. .

— Но оба признались в приверженности к фашизму, — напомнил Ягода и получил ответ:

— Их вынудил к признанию кровавый грузин, точнее, осетин, нужные показания выбили силой, посулами сохранить жизнь, но подло обманули.

Беседу прервал грохот распахнувшейся двери, Бухарина увели. Ягода стал ломать голову: как следователи воспримут перемену поведения прежде непреклонного, умело отстаивающего свою позицию, разбивающего в пух и прах все предъявленные обвинения? Какие ожидать привилегии за выполнение работы?

Николай Иванович вернулся заметно постаревшим. Как подкошенный упал на койку.

«Уснул, — удивился Ягода. — На его месте после получения очередной на допросе встряски я бы не сомкнул глаз. Не буду торопить события, лезть с расспросами, сам все расскажет».

Прошло довольно много времени, пока Бухарин поднял с подушки голову.

— Поймут ли, простят ли потомки мое вынужденное отступление? Пришлось, как ни было горько, оклеветать себя, признать инкриминируемое вплоть до проведения терактов, планирования уничтожения великого кормчего, тесной связи с Троцким, желания открыть милитаристам наши границы на Западе и Востоке, возродить в стране капитализм. Вышинский обрадовался признанию, угостил чаем с лимоном, чей вкус и запах забыл. Спросил, что теперь ожидает моих дорогих? Получил заверение, что жену с сыном отправят на периферию, обеспечат крышей над головой. — Помолчал, словно собирался с мыслями или устал. — Впервые унизился, испытал стыд за вынужденную ложь, проявление слабости…

Ягода чувствовал себя на седьмом небе.

«Вождь оценит мою помощь следствию, мой талант уламывать, выворачивать наизнанку, делать послушными даже самых упрямых и стойких. Поймет, что я ему необходим, подобреет и милостиво, как подобает державному властелину, вернет свободу».

Забыл, что в присутствии Бухарина следует быть сдержанным, потер ладонь об ладонь. С опозданием вспомнил, что надо прореагировать на услышанное, и обнял Бухарина.

— Не мучайтесь угрызениями совести, не корите себя за сдачу позиций, потомки поймут, отчего оговорили себя, и простят.

В очередной вызов к следователю прямо с порога заговорил как заведенный.

— Готов к выполнению нового задания. Как могли удостовериться, способен на многое, другими невыполнимое. Проведу подобную работу с любым нужным вам арестантом, сделаю и его шелковым.

Ожидал услышать похвалу, но Вышинский сказал совершенно иное:

— Прекратите болтать! Предельно кратко, не отвлекаясь, отвечайте на поставленные вопросы.

— Нo я добился того, что следственной группе не удавалось несколько месяцев. Вы обещали…

— Не торгуйтесь, мы не на рынке.

Ягода не узнавал прокурора, всегда сдержанный, немногословный, тот стал грубым, озлобленным, обрывал на полуслове. И Генрих Григорьевич сник, подтвердил и дополнил данные раньше показания. К концу не мог не спросить:

— Как прикажете поступать с Бухариным? Продолжать давить на психику или, раз задача полностью выполнена, переключиться на новый объект?

— Бывший член партии Политбюро, ВЦИК и ЦИК Коминтерна, редактор «Известий», скатившийся до лидера антипартийного правого уклона, брызгавший в статьях, на выступлениях ядом, вновь будет в полном одиночестве, как и вы.

Ягода упал духом.

«Неужели все мои старания пошли насмарку? Неужели мной двигали как простой пешкой, когда она выполнила свою роль, за ненадобностью сбросили с доски?»

Вышинский понял состояние стоящего перед ним.

— За ходом нашего следствия пристально следит товарищ Сталин. Он был возмущен вашей работой в органах спустя рукава, тесной дружбой с преступниками, недозволенными связями с иностранцами, потенциальными шпионами. Вместо того чтобы стойко стоять на важнейшем посту по охране социалистического Отечества от происков врагов, исполнять все возложенные партией задачи, почили на лаврах. Забыли о чести и достоинстве партийца, скромности, в книге о канале посмели поместить свой портрет рядом с вождем. Травили неугодных лично вам, отправляли в могилу всех, кто имел сведения, компрометирующие вас, так сказать, обрубали концы.