Владислав Третьяк - Хоккейная эпопея

Спортивные чиновники за наши победы получали ордена и повышения по службе, а поражения грозили им крупными неприятностями. Могли и вовсе прогнать с выгодной должности, как это порой случалось. За всеми такими "крутыми" решениями всегда стоял ЦК, без него никто и пальцем не смел шевельнуть.

Почему лед соленый? От пота, пролитого в матчах и на тренировках, а случается, и от слез.

В 1978 году, когда в Праге мы вернули себе титул чемпионов мира, на нашей скамейке, не стыдясь, плакал Виктор Васильевич Тихонов.

Не скрою, мы вначале настороженно отнеслись к новому тренеру ЦСКА и сборной. Мало ли их было… Маститых, титулованных… А этот откуда-то с периферии, из Риги. Но очень скоро мы поняли: Тихонов пришел надолго. Это настоящий фанатик хоккея, человек, который 24 часа в сутки живет любимым делом.

Став наставником ЦСКА, Тихонов не стал рубить с плеча, перестраивать на свой лад весь учебно-тренировочный процесс, ломать проверенные игровые концепции. Все лучшее, фундаментальное было сохранено, хотя в чем-то и тренировки команды, и ее стратегия стали другими,

Насколько он болеет хоккеем, как восприимчив к успехам и неудачам, можно было понять, понаблюдав за тренером во время матча. Обнаженный нерв. И как только его хватает до конца игры… Однажды, когда на турнире "Известий" мы со счетом 3:8 уступили чехословацким хоккеистам, у Виктора Васильевича случился сердечный приступ — так глубоко ранила его эта неудача. Я в тот вечер старался не попадаться на глаза тренеру. Было неловко, стыдно. Но он сам нашел меня. Чтобы… успокоить:

— Ничего, Владик, мы еще докажем, кто сильнее. Случай доказать, кто сильнее, представился скоро — на чемпионате мира 1978 года в Праге.

Начали мы его не очень хорошо: победы в матчах с явными аутсайдерами давались почему-то с большим трудом. Я пропускал много шайб.

— Все в порядке, Владик, — успокаивал Тихонов. — Сколько ты сейчас пропустишь — неважно. Главное, чтобы к решающим матчам ты нашел свою игру.

Мешало волнение. Рожденное ответственностью, оно представлялось от игрока к игроку и сковывало команду.

Я не обижался на защитников. Что толку таить обиды? Ребята и сами переживали не меньше моего. "Лучше подумай, как сыграть надежнее", — сказал я сам себе. Попросил Тихонова дать упражнения на добивание шайбы. Тренер бросал, Михайлов добивал — он большой специалист по этой части.

Мне надо было поймать свою игру. Иначе говоря — обрести то внутреннее состояние, которое много лет верно служило мне. Ничего сверхъестественного, просто поймать, найти, ухватить свою обычную игру — ту, к которой я привык "с пеленок" и к которой — это, может быть, самое главное — привыкла команда, уверенная в надежности тылов…

Переживаний у меня добавилось, когда дважды подряд — 30 апреля и 1 мая — Тихонов не ставил меня на матчи.

— В воротах сегодня Пашков, — просто говорил перед игрой тренер, никак не комментируя свое решение.

Наконец, видя мое подавленное настроение, Виктор Васильевич объяснил:

— Я тебя специально не ставлю в этих матчах. Отдохни. Верю, что потом не подведешь.

Тяжелую травму получил Саша Голиков: нога у него распухла, вздулась — страшно смотреть. За ужином — мы сидели за одним столом — вижу, кусает он губы, на глазах слезы выступили. Потом отодвинул тарелку:

— Не могу, ребята, боль адская.

— Михалыч! — сразу несколько голосов позвали доктора. Он подбежал:

— Давайте быстрее Сашу в номер перенесем.

Там ему лед положили, сделали массаж. Наш врач Сапронен-ков и два массажиста всю ночь от Голикова не отходили. Я знаю, что с такой травмой люди по десять дней с постели не встают, а Саша уже на следующее утро вышел на лед. Поставил его доктор на ноги. Может быть, этот случай войдет в историю медицины?..

Утром 2 мая вся команда поехала на экскурсию в ботанический сад, а Юрзинов, Цыганков, Саша Голиков и я тренировались. Впереди у нас были шведы.

…Тренировка. Пот заливает глаза. На льду две дюжины шайб, и чуть ли не одновременно они летят в ворота. Но разве я фокусник? Разве у меня десять рук? Эту отбил. И эту… Поймал в ловушку. Отбил… Уф-ф! Подъезжаю к бортику, чтобы сделать глоток воды, перевести дух. Знакомый чехословацкий журналист — он стоит у скамьи — молча поднимает вверх большой палец. "Спасибо", — киваю ему и снова еду к воротам. Юрзинов, Цыганков и старший Голиков опять, как из пулемета, обстреливают меня шайбами.

— Внимание! — говорит тренер. — Теперь договариваемся так:

мы делаем восемнадцать бросков и если забиваем меньше шести голов, то победа присуждается вратарю. Если шесть и больше, то выигрываем мы. Согласен, Владик?

Я молча встаю в ворота и постукиваю себя клюшкой по щиткам. Бах-бах-бах… Пять шайб в сетке. Хорошо! Мои "соперники" под смех случайных зрителей кувыркаются на льду — таково условие нашей "дуэли".

— Согласен на пять! — кричу Юрзинову.

— Ух, сейчас мы тебе покажем! — шутливо грозится Гена Цыганков и, широко замахнувшись, делает первый бросок…

Теперь из восемнадцати четыре шайбы в воротах. Мои товарищи и тренер опять кувыркаются на льду. Я снимаю маску и еду к бортику. Пот льет с меня ручьями. Мокрые волосы слиплись. Кажется, клюшка весит целый пуд. Со скамейки и с трибун ловлю сочувственные взгляды: мол, достается же человеку…

Но усталость не мешает мне почувствовать, что шайбы постепенно становятся "дрессированными", что я близок к своей лучшей форме. А это главное. Теперь, чтобы окончательно обрести уверенность, мне нужен бой.

И вот матч СССР — Швеция. Забегая вперед, сразу скажу, что он доставил всем нам большое удовольствие. Ребята были великолепны, а счет 6:1 говорит сам за себя.

Теперь мы, кажется, окончательно сбросили с себя путы стартового оцепенения, мешавшие команде играть в полную силу.

Мы вышли на лед и увидели не просто очередных соперников, а хоккеистов, дважды "наказавших" нас в прошлом году и оттого слегка самоуверенных. Я приказал себе остаться "сухим" и действительно два периода держал ворота на замке. Только при счете 3:0 в нашу пользу Андерссон усмотрел щель и верхним броском забил гол, на который мои товарищи сразу ответили тремя.

Я не случайно упомянул про верхний бросок. В этом матче таким приемом шведы завершали едва ли не все свои атаки. Возможно, им показалось, что шайбы, летящие верхом, я пропускаю чаще? Или, быть может, это была чисто психологическая уловка, рассчитанная на то, чтобы запугать вратаря? Конечно, если шайбы все время летят в лицо, трудно когда-нибудь не зажмуриться. Как бы там ни было, успеха шведам это не принесло.

Когда матч закончился, старший тренер сборной СССР не прятал свою радость.

— Молодцы! — сияя, обнимал он ребят. — Вы на сто процентов выполнили наш план.