Софья Богатырева - Серебряный век в нашем доме

Костю слушали, затаив дыхание. Он прочел наизусть написанное по-французски стихотворение Рильке, обращенное к Марине Цветаевой, и, блестящий рассказчик, эффектно закончил свой монолог:

– Цветаева и Рильке так и не встретились в этом мире. Они никогда не видели друг друга.

Слушатели почтительно ахнули. Ахматова промолчала.

Костя, решив, что Анна Андреевна не расслышала последних слов, повторил чуть громче, с той же торжественной интонацией:

– Они никогда не видели друг друга!

Анна Андреевна отхлебнула глоток чаю.

– Они никогда не видели друг друга!!! – строго сказал Костя, обращаясь уже прямо к скульптурному профилю Анны Ахматовой – он сидел наискось от нее за чайным столом. И тогда она соблаговолила отозваться. Величественно поворотив голову в Костину сторону, так, что профиль превратился в фас, Анна Андреевна обронила:

– Марине — это совершенно не было нужно.

Анна Андреевна появилась у Рожанских в сопровождении индуса. Индус должен был познакомить ее с оригинальным звучанием стихов, которые ей предстояло переводить. У нас индус вызвал смешанные чувства – любопытства и легкой неприязни: все помнили слова Ахматовой о том, что для поэта переводить – это есть свой мозг. В том, что Анна Ахматова вынуждена зарабатывать переводами, экзотический гость виновен был меньше всех, однако самое его присутствие наводило на грустные размышления о судьбе поэтов в нашем отечестве.

Из соседней комнаты доносились чуждые нам модуляции, потом они стихли и Анна Андреевна пожаловала в столовую. Гостеприимные хозяева пригласили индуса отужинать, тот с удовольствием согласился и был помещен за столом на почетное место, по правую руку Ахматовой.

Хозяин дома наклонился над ее плечом с прозрачным графином. Анна Андреевна отозвалась изумленным взглядом:

– Водку? Мне?

Иван Дмитриевич, слегка смешавшись, заменил графин на бутылку сухого вина. Анна Андреевна не удостоила ее взглядом, лишь позволила себе легчайшую гримасу, почти незаметное, но все же заметное движение бровей и губ, где брезгливость была смешана с недоумением.

И мы все, кто не раз и не два за этим самым столом чокались с Анной Андреевной водкой, разлитой по этим самым рюмкам из этого самого сияющего графина, воззрились на Ивана Дмитриевича с искренним удивлением и сочувствием: как же он, безупречный в манерах, мог так оплошать и забыться, чтобы предложить: что? алкоголь! кому? Анне Ахматовой!

Индийскому гостю следовало уяснить, что прекрасная старая дама, великий поэт этой страны, спиртных напитков не употребляет. Эту истину ему преподнесли столь убедительно, что не только он, но и мы безоговорочно в нее поверили. Правда, на краткий срок, до следующей выпивки в том же обществе за тем же столом.

Улыбки в адрес Анны Андреевны в нашем кругу были строго регламентированы и допускались исключительно по двум поводам, двум ее, как считалось, “заскокам”: уверенности в том, что ее встречи с сэром Исайей Берлином на рубеже 1945–1946 годов сыграли роль в начале “холодной войны”, и, с нелегкой руки Надежды Яковлевны Мандельштам, в том, что даже в преклонных годах она полагала, будто окружающие, как в былые дни, восхищаются и любуются ею.

Что первое из так называемых заблуждений Ахматовой не беспочвенно, становится ясным, если из фактов посещений Исайей Берлином Анны Ахматовой, не отвлекаясь на разбор и опровержение домыслов в жанре “было/не было” (как известно, А.А. давала понять, что “было”, а сэр Исайя как истый джентльмен стоял на том, что нет, “не было”), протянуть ниточку от личного специального задания, полученного сэром Исайей Берлином непосредственного от сэра Уинстона Черчилля: собрать сведения о состоянии умов, о настроениях и мнениях советских писателей, через доклад-отчет Берлина Черчиллю, в котором, без сомнения, виднейшее место отводилось высказываниям Анны Ахматовой, – к знаменитой Фултонской речи английского премьера, которая и положила начало “холодной войне”.

Что же до другой “фантазии”, то истинность ее, то есть тот факт, что она вовсе не являлась фантазией, подтвержден неоднократно воспоминаниями, высказываниями и стихами младших современников Анны Ахматовой. К тем, что известны, могу добавить тот, которому была свидетельницей.

В январе 1966 года Иосиф Бродский посетил Москву, остановился в нашем доме. Анна Андреевна в те дни находилась в Боткинской больнице, Иосиф отправился ее навестить. Когда я, по его возвращении, осведомилась о ее самочувствии и прогнозах врачей, то в ответ услыхала:

– Она была такая… – Иосиф поискал слово, затем со смущенной и ласковой улыбкой, столь редкой на этом лице, закончил: – хорошенькая !

Это было так неожиданно, так лично и так великолепно непочтительно!

Я попыталась в уме приладить эпитет, подходящий юной девушке, к привычному мне облику грузной, тяжело больной старой дамы и убедилась, что он тут решительно неуместен. Но – странное дело: под влиянием этих слов я вдруг увидела ее другими глазами. Образ живого классика померк в моем воображении, сквозь него проступили знакомые по портретам и фотографиям черты изысканной красавицы, и припомнилось, как мой отец говорил, что не встречал женщины, прекраснее Анны Ахматовой.

– Знаешь, какая она высокая? – продолжал меж тем Иосиф с гордостью и восхищением. – С меня ростом! Мы с ней прошлись по парку, плечи – вровень! Почти…

Похоже, Надежда Яковлевна на сей раз обмишурилась и против истины погрешила.

Сдав малолетних сыновей в детский сад до вечера, отправились с соседкой на промысел: на поиски еды. В магазины тогда, в шестидесятых, ходили, как на охоту: какую дичь выследишь и затравишь, тем и накормишь семью. Повезло: в молочной оживление и столпотворение: “Выбросили!” Отстояли очередь, в последний момент обнаружилось: у меня не хватает денег. Соседка любезно выручила, на обратном пути прочла мне лекцию (была годами постарше и делилась жизненным опытом) на тему: деньги в доме должны быть (спасибо, лапочка, а я и не догадывалась!) и отвечать за то обязан мужчина, в моем случае муж Костя. Вот об этом я, правда, не догадывалась: Костя Богатырев и деньги как-то не соотносились в моем сознании. Однако попробовала послушно.

– Костя, у нас нет денег.

– Как, совсем нет? – изумился он.

– Совсем нет.

– Ни копейки?

– Ни копейки.

– Так что же нам делать?

– Не знаю.

Мудрой женщиной оказалась соседка, вот уж не думала, что такой разговор заинтересует моего возвышенного мужа! А он заинтересовался не на шутку, был полон желания действовать и в свою очередь прочел мне краткую лекцию на ту же тему: о деньгах.