Джейн Биркин - Дневник обезьянки (1957-1982)

Серж решил, что нам пора пожениться. Он задумал устроить пышную свадьбу в ресторане близ Лионского вокзала, чтобы после брачного пира мы могли сразу сесть на поезд и уехать. Он хотел, чтобы все гости пришли одетыми по моде 1900-х. К несчастью, для обсуждения всех деталей мы пригласили в этот самый ресторан моего брата Эндрю. Когда он услышал, что во Франции перед официальным заключением брака жених и невеста должны сдать на анализ кровь, его это ввергло в ступор. Тогда Серж сказал, что если мне жалко ради него пожертвовать капелькой своей крови, то, наверное, он для меня ничего не значит. Что до меня, то мне по ходу обсуждения все меньше нравилась идея этой свадьбы, приобретавшей размах Каннского фестиваля. Предполагалось, что Жорж Кравенн будет «продюсировать» это мероприятие, все больше напоминавшее мне рекламную акцию. Не видя с моей стороны воодушевления, Серж быстро сдулся. Мы решили, что все останется как есть.

Вся моя жизнь – это Серж, Кейт, Шарлотта, папа, Эндрю, мама и Линда. Их я люблю, и больше мне никто не нужен. Я знаю, что никто на свете не сможет мне их заменить. Ради них я готова на все. Из суеверного страха я не хочу, чтобы Серж писал завещание. Мне не нужны его деньги, я хочу, чтобы он жил вечно. Когда люди составляют завещание, это означает, что они не исключают возможности близкой смерти. У меня есть работа, я пытаюсь добиться независимости. Мне противно думать, что меня кто-то содержит. Если со мной что-нибудь случится, например, я погибну в авиакатастрофе, у Кейт и Шарлотты останется мой дом в Нормандии. Но душой я неразрывно связана с Сержем.

Вымышленная история

Мне 30 лет. Я замужем. У меня трое детей. У нас свой дом, есть деньги. Мой муж – умный и заботливый. Ему 50, и он постоянно в отлучках. В нашем большом доме всегда пусто. Я – человек общительный, но у меня нет друзей. У нас всегда порядок, неважно, при моем участии или без него. Я – часть отлично организованного уклада, лишенная всякой индивидуальности. Иногда у меня возникает чувство, что я – единственный здесь бесполезный предмет. Я не такая умелая, как служанка; не так любима детьми, как их няня; не так необходима, как автоответчик; не так красива, как обои; не так совершенна, как статуя у входа. Мне повезло – у меня все есть. Я должна быть счастлива, но я не чувствую себя счастливой. Наверное, я не права. Люди говорят, что мне повезло в жизни. Я так не думаю, из чего следует, что я избалованная неблагодарная свинья. Мне очень хочется заболеть, но я побывала у лучших специалистов и прошла самое полное обследование и убедилась, что здорова. Со мной что-то не так. Мне плохо, но я не понимаю почему. Если у меня депрессия, мне надо куда-нибудь уехать. Но куда я поеду? А главное, с кем? Каникулы созданы для тех, кто работает, кто их заслужил, кто имеет право на усталость. У меня такого права нет. Я замужем десять лет. Я вышла за него потому, что он сделал мне предложение. Он был у меня первый. Это была блестящая партия, и я чувствовала себя польщенной. Наверное, я была хорошенькая, но не более того. Он был моим первым мужчиной. Я и до него влюблялась, но дело никогда не доходило до постели, потому что мне не хотелось производить впечатление легкодоступной девушки. Я оставалась девственницей до 20 лет – скорее всего, единственной среди своих ровесниц в Челси. Помню, что после того, как он сделал мне предложение, он на руках понес меня – я довольно много выпила – в спальню. Я брыкалась, но больше для вида, хотя мне было страшно. Помню, как это бывало раньше. С тебя снимают туфли, нащупывают молнию на брюках, ты бросаешься к телефону, вызываешь такси и пулей мчишься домой. На сей раз я просто смотрела в темноту широко раскрытыми глазами. Я удивилась, что было так больно, и немножко всплакнула. Он выполнил свое обещание и в сентябре на мне женился. Я помню ощущение счастья, когда я надела белое гипюровое платье и слишком ярко накрасила глаза. Мне казалось, что он это уже переживал. Как выяснилось, он переживал это уже дважды. Все было прекрасно организовано. Я вернулась домой с сестрой, прыгая по набережным, как коза [153] Этот странный коротенький рассказ навеян моей жизнью с Джоном Барри и, возможно, с Сержем. Я жила в его безупречно отделанной квартире на улице Вернёй, в которой мне запрещалось к чему-либо прикасаться. Но все же это скорее воспоминание о первой ночи с Джоном. Его квартира тоже отличалась великолепием, и он был красив, богат и знаменит. И я в самом деле после свадьбы шла со своей сестрой Линдой домой, к родителям, вприпрыжку, на ходу объясняя ей, что надо и чего не надо делать, чтобы забеременеть. .

9 января, Венеция

Серж привез меня в Венецию. Мы остановились в отеле «Даниэли», в шикарном люксе: стены с позолотой, причудливой формы старинная мебель, мутные зеркала в грязных золоченых рамах – красота! Холодное венецианское солнце льет свет в два окна, выходящие на Большой канал. Наш номер занимает целый угол отеля «Даниэли», самый темный. Обстановка располагает к интиму.

Я думала, что мы никогда сюда не доберемся. В 10 утра мы сели на самолет Париж – Милан, где должны были пересесть на самолет до Венеции. Но лететь пришлось не из Милана, а из Рима. Все рейсы из Милана отменили из-за тумана. В Рим мы прилетели с опозданием на час, и нам предложили рейс до Триеста, в 15:00. В полном расстройстве мы пошли в ресторан аэропорта, и, пока жевали несъедобный стейк, Сержа осенила гениальная идея. Если поехать на машине, то мы прибудем в Венецию к 18:00. Так мы и поступили.

Не успели мы тронуться, как меня вырвало. Хорошенькое начало! Туман стоял такой густой, что в метре ничего не было видно. Ужас! Мы радовались, что у нас такси с дизельным мотором, потому что автомобиль меньше дергало. Мы следовали за светом фар шедшей впереди машины скорой помощи и к половине девятого наконец были в Венеции. Ночной портье при виде нас едва не упал в обморок: все рейсы были отменены и он меньше всего ожидал, что кто-нибудь сумеет пробраться сквозь такой плотный туман. Венеция как будто плавала в гороховом супе, который привел бы в замешательство даже Шерлока Холмса. Не видно было даже церкви Салюте на Большом канале. Мы пешком двинулись в сторону бара «Гарри». Все происходило как во сне: мяукали невидимые кошки, из ватной тьмы выныривали фигуры в шляпах и перчатках; у всех изо рта вырывались облачка пара, как у курильщиков; у всех – иначе говоря, у тех четырех человек, что встретились нам по пути. Город-призрак.

Изумительный ужин в баре «Гарри». Из посетителей – всего несколько американцев и англичан. Оттуда – назад, в отель. Серж едва опустил голову на пышную подушку, как мгновенно уснул. Странное ощущение испытываешь, когда спишь не на своем постельном белье. Мне оно нравится. Простыни были жестковатые – примерно на таких я спала в гостях у Ротшильдов, когда натерла себе кожу из-за монограммы на наволочке. Утром мы быстро расправились со скромным венецианским завтраком и с тех пор уже полтора часа ждем звонка из Парижа, чтобы узнать, как наша милая пресса приняла диск Сержа. Мой фильм [154] «Обезумевший баран» Мишеля Девиля. выходит на экраны 15-го, какой ужас !