Джейн Биркин - Дневник обезьянки (1957-1982)

Вчера вместе с детьми смотрела небольшой фильм, который мы снимали в Вене, на кладбище, по которому бегали белки. Я хорошо помню это воскресенье четыре месяца назад. Тогда у меня была надежда, что она выкарабкается. А потом начался весь этот кошмар. Не думаю, что когда-нибудь снова буду смотреть в будущее с тогдашним оптимизмом…

Пятница 9 мая, Барышников

Сегодня весь день хожу как в тумане. Причины – перепой и недосып. Вчера вечером ходила на день рождения Армеля Исартеля [188] Владелец отеля «Элизе-Матиньон». . Публика собралась потрясающая. Был Миша (а-а-а-а!) Барышников. Веселый, бородатый, и пьет как бочка. Полан-ски (землеройка!) был в прекрасном настроении. Он явился с девицей, похожей на нимфу, и такой же курносой, как он сам; правда, она симпатичнее. Были барон и Райшенбах, который и организовал эту вечеринку в честь Армеля. Мы слишком поздно сообразили, что заняли лучшие места, а сам Райшенбах оказался где-то в углу, чуть ли не на задворках. Но Сержа это ничуть не расстроило, потому что он его не любит.

Я заметила на улице, возле ресторана, вспышки света и решила, что это подъехала скорая. Идиотка! Я не увидела, что в другом конце комнаты, прямо напротив нас, сидит Кристина Онассис – смуглая, сияющая, веселая, – и не узнала ее, пока Миша не сказал мне, кто это. Вскоре к нам присоединился Мик Джаггер. Я уставилась на него, не в силах отвести глаза, – в точности, как Кейт. Короче говоря, никакой скорой не было, просто у дверей ресторана собралась толпа журналистов. Они весь вечер караулили мисс О., терпели голод и холод, готовые накинуться на нее, едва она покажется на улице. Серж в тот вечер записывал песню с поп-группой, поэтому меня на вечеринке опекали Роман и Миша. Роман без конца рассказывал польские анекдоты, активно жестикулируя, и расхаживал по ресторану, размахивая руками. Я еще никогда не видела его в таком состоянии. Может, он это от счастья?

Потом Роман, Миша, Нимфа и я отправились в «Латинский рай». С нашей стороны это выглядело не слишком вежливо, потому что мы смылись, едва успев попробовать «горячее». Но Роман настаивал на том, что ему обязательно надо поговорить с Мишей, который сегодня уезжает в Америку. Мы сели в шикарный «мерседес» Романа и на скорости 100 километров в час понеслись по городу, игнорируя запрещающие знаки и красные светофоры. Я тряслась от страха, тем более что никакой причины так спешить не было – мы же не из-под бомбежки убегали!

Путь от «Ами Луи» до «Латинского рая» занял семь минут. Жан-Мари Ривьер [189] Владелец «Латинского рая». сразу нас узнал. Да иначе и быть не могло. Не успели мы войти, как на нас направили прожектор; вокруг на все лады повторяли имена Полански и Барышникова. Потом я удивительным образом выиграла кролика и заслужила новую порцию яркого света. «Тореадор», выступавший на сцене, бросил мне бычье ухо, которое две секунды спустя подхватил его ассистент. После этого нам принесли огромный торт со свечками и надписью «С днем рождения!». Торт был картонный, но нас попросили задуть свечки – разумеется, под прицелами фотокамер. Никто из нас не праздновал свой день рождения, но все это представление затеяли ради публики. Реклама прежде всего!

Роман сиял от счастья. Я подозреваю, что он пообещал Жану-Мари, что к 23 часам приведет к нему в заведение всемирно известного танцовщика, то есть Мишу. Вот почему он так гнал машину, подвергая нас смертельному риску. То-то я недоумевала: зачем было умыкать нас с вечеринки Армеля и везти в «Латинский рай». Теперь мне все стало ясно. Но получилось симпатично. Роман и Миша выглядели вполне довольными. Потом мы все же вернулись в «Элизе-Матиньон» выпить еще по стаканчику. Я перебросилась парой слов с Миком Джаггером, который, как обычно, принялся жестоко высмеивать меня за мой безнадежно устаревший британский акцент. Мы танцевали с Мишей. Я безумно боялась наступить на его бесценные ноги – я ведь не бестелесная балетная примадонна. Именно это я шепнула ему на ухо, в третий раз толкнув его в коленку, но он сказал, что предпочел бы, чтобы его партнерши были такими, как я! Деликатный человек. По-моему, он был пьян в стельку, но это совершенно не важно. Никогда не повредит получить комплимент от наклюкавшегося русского, и я от смущения залилась краской. Потом мы с ним оторвались от толпы гостей и уединились на втором этаже для приватного разговора. Но тут появился Серж – на мой взгляд, слишком рано. Смутное желание затащить этого красавчика в ванную комнату только-только начало обретать в моем сознании более или менее определенные формы, как нате вам! Мы всей компанией пошли в «Ла-Кальвадос» – перекусить и выпить шампанского. Было пять утра, и бедный Миша еле стоял на ногах, а из бара ему предстояло идти в класс, к станку. Поэтому мы не стали засиживаться, и к семи утра я вернулась домой, успела поздороваться с девочками и отправилась спать.

Это вошло у нас в привычку. Серж говорил, что смотреть на девочек по утрам – это все равно что наблюдать за пробуждением птиц. После завтрака девочки уходили, а мы ложились спать. В половине четвертого я просыпалась, быстро собиралась и ехала забирать их из школы.

Не помню, через какое время после этого начались съемки в Турвиле «Блудной дочери». Впервые мне зачесали назад волосы и одели меня в мужскую рубашку, застегнутую на все пуговицы, и новые джинсы на два размера больше, чем надо. Над моим обликом работала замечательная Мик Шеминаль – художник по костюмам и первая ассистентка Жака. Моего отца играл Мишель Пикколи; ему приклеили усы и надели соломенную шляпу, похожую на ту, которую носил мой отец. Жак заставил его делать вид, что он пишет картины, в действительности написанные моим папой. Работа на площадке была очень напряженной. До того мне никогда не приходилось произносить в кадре так много текста. Жак удивлялся: он искренне верил, что я нарочно так плохо говорю по-французски и делаю так много ошибок. Когда съемки фильма, который я считаю одним из лучших в моей карьере, закончились, мы с Жаком простились на парковке. Это было душераздирающее прощание. Он сказал мне: «Пожалуйста, возвращайся к Сержу, но только если ты будешь с ним счастлива. Я больше не желаю сталкиваться с тобой, мертвецки пьяной, в ночном клубе в четыре часа утра». И я вернулась на улицу Вернёй, к Сержу. Как-то вечером, когда Серж по обыкновению сидел в «Элизе-Матиньоне», я смотрела на кухне телевизор; я точно помню, что шел фильм «Сезар и Розали». Я тогда подумала: «Это про меня! Это про меня!» Серж чувствовал, что что-то происходит, но не знал, что я решила с ним порвать. Каждый вечер он уходил в «Элизе-Матиньон» и пил там до трех-четырех часов утра. Мне кажется, что его превращение в Генсбарра началось после ошеломительного успеха «К оружию, и т. д.». Его приглашали на все телепередачи, и рейтинг каждой тут же взлетал до небес; всех интересовало, как он выскажется по тому или иному поводу. Сейчас все это представляется мне немного инфантильным, но милым, хотя тогда я перестала узнавать в нем человека, которого любила. Возвращаясь под утро, он шел спать не в нашу спальню, а в мою маленькую, и только повторял, что ему не в чем себя упрекнуть.