Алексей Шерстобитов - И киллеру за державу обидно

В том, что случится через несколько минут, мы различим не одну потерянную, в прежнем ее понимании этими людьми жизнь, а несколько, хоть и продолжающихся, но изменившихся после гибели Тимура кардинально — небо над головами его осиротевших родственников надолго примет цвет предгрозовой пасмурности. Конечно, стези не могли быть другими, ведь все предопределено, но как мы, ищущие виновных, любим обращаться гипотетическими мыслями к «ах, если бы все было не так»…

Можно сказать, что Тимур Хлебников сам выбрал такой конец… можно, но будет ли справедливой подобная констатация?! Я и подобные мне из тогдашнего поколения 90-х, молодые люди, пусть и далеко не всегда отдающие себе отчет, по какой именно стезе делать первые шаги в своем по большей части хаотичном движении, принимая решения, действительно не до конца понимали на что шли, пусть это и не воспринимается читателем правдой — шли не на смерть, уверенные, что избежим ее, как и тюрьмы, как и кровопролитий, которые и представить поначалу невозможно. Но это были мы, а не он, хотя и осознающий, чем такое упорство или нерешительность может для него закончится.

Я говорю не о принятии криминала, не о сговоре с ним, а о принятии решения, способного избавить от риска, и ведь такое было возможно. Но на то и мужчина, чтобы приняв, пусть и неверное решение, следовать ему до конца. «Самцы», в такие моменты вспоминайте о тех, за кого вы в ответе, учитывая, чему могут быть подвержены ваши семьи после вашего героического ухода из жизни, который, скорее всего проклянут ваши жены. Нет трусости в поступке, если он совершен в уничижении своей чести в виде жертвы ради своих жены и потомства — поверьте, что, скорее всего, вы ошибались и ваша честь вообще не при чем!.. Совесть, а с ней жесткость и жертвенность могут быть опорой и единомышленниками, если на то благословил Господь — да услышит и поймет каждый!..

9.24. Времени ждать больше нет, Тимур встает из-за стола, смотрит на жену, тонущую в этом взгляде, как и во всех, разом обрушившихся на нее сейчас, испытанных за все время их совместной жизни эмоциях и переживаниях. Охватывающее до сих пор счастье смешивается с разом осознанной возможностью беды, потухая в глубинах сознания так же быстро, как и возгорелись. Она не хочет отлипать от него, поплотней застегивает полупальто, которое он все равно расстегивает в свое время — он всегда ходит нараспашку: полы верхней одежды и пиджака в разные стороны, галстук на плече, шарф бесполезно висит, а грудь в одной рубашке прет навстречу ветру. Малыш Георгий, еще толком не ходящий, появился на четвереньках в проеме двери проводить своего отца. Добравшись до матери, поднимается, придерживаясь за полу ее халата, встает и… кусает её за бедро… От неожиданности та ойкает:

— Буся! Что ты делаешь? Зачем меня укусил?

Тимур целует её в висок, поднимает на руки Георгия, целуя, целуя, целуя:

— Ты моооя слааадость неописуууемая! До свидания, мой хороший! Смотри, мужик, маму без меня не обижай!.. — Последние слова гремели в ушах еще несколько минут, под них она закрыла за ним дверь, как проход в счастливое будущее, которого больше не будет…

Когда-то, уже далеко после смерти мужа, Наде задали вопрос: «А что было потом?», на что она ответила: «А «ПОТОМ» не было!». На деле же не было ни «ПОТОМ», ни «ЗАВТРА», ни ее самой!..

Тянулись горелой резиной последние мгновения в ее жизни, когда она еще чего-то ждала, жила будущим, планами, чего-то очень хотела, была способна чувствовать и ощущать глубоко… После того, как Надя закрыла за ним дверь — 9.24 утра 17 января 1995 года — по ее словам, она живет прошлым: «И этим можно жить… оказывается можно. Потому что в этом прошлом было СТОЛЬКО любви, тепла, переживаний, дней и ночей, наполненных радостью и нежностью… столько городов, стран, морей и неба, которые были только нашими…. Ни у кого столько нет!.. Ну, не знаю. Есть, наверное… Не важно. Главное — у меня это было! А разве уже этого — мало?!» [59] Строки из «Черного дневника».

Час ожидания — совсем немного для человека, выбравшего своей профессией убийство. Ждут не часами — сутками, неделями, месяцами, бывает годами. В основном это время тратится на поиски заданной «цели», именно это основное занятие, которое можно охарактеризовать как время «охоты» от первого обнаруженного следа, оставленного, быть может, много лет назад, до выявления «лежки» и следующей за ней засады, или «засидки». Это целое искусство, захватывающее, интересное, интеллектуальное по смыслу, поскольку не только заключается в «пришел и выстрелил», а в предстоящих этому сложном, долгом, кропотливом поиске, анализе, проверках, подготовках, опасных, никогда не повторяющихся действиях, имеющих своей целью один единственный выстрел, при том, что вся эта жизнь окутана подсознательным ожиданием и своей смерти, и своих ареста или убийства… ожиданием, ожиданием, ожиданием…

Лично мне нравилось все, что не касалось ненавидимого последнего действия! Если бы не было окончательного финишного этапа, возможно, было бы заявить, что такой «рабой» можно не только увлекаться, но и гордиться.

Здесь же речь идет о другом. Час ожидания по заранее указанному адресу и пять выстрелов… А вам интересно, откуда у двоих, которых мы называем «они», появился адрес и фотография? Я не могу знать сам по себе, ибо не присутствовал при передаче ни того, ни другого, но прочитав материалы уголовного дела, имею право заявить смело: этим человеком был Дмитрий Семенович Ческис. Этот финансист, жаждущий власти, контроля, денег, беспрекословного авторитета, но сделавший как раз все, чтобы этого не стало ни у кого, что явилось последствием одной ошибки: забранная жизнь Тимура Хлебникова не мешала, а вот его смерть… — этому и посвящена вся оставшаяся часть книги, где главным героем суждено стать его супруге — Надежде…

За закрытой дверью, казавшийся спокойным, стоял у шахты подъезжающего лифта Тимур — она видела в глазок двери — ждет…

Звуки, звуки, звуки, пронеслась мысль: «Почему было не поставить видеокамеры внизу у лифта и у подъезда?».

Дверь подъезда открылась, появился рукав знакомого полупальто, застегнутого в этот раз полностью, поверх плотно замотанного шарфа.

«Мясной» подумал: «Если и носит валыну, то из-за застегнутого пальто не вынет быстро — надо пользоваться!»:

— Леха, давай…

— Че?!

— Вышел он — вот че!.. Пошли…

Босска по-прежнему носился по всей территории дачи, не понимая, почему эти умные существа не чувствуют явного для него. Хозяин для него только хозяин, друг, высшее существо из всех возможных иерархий, но для них-то он гораздо ближе и ценнее! Он вновь вбегал, уже слегка прикусывая части одежды человеков, поддергивая в сторону улицы, только пугая и без того оцепеневших пожилых людей. Сердце и нервная система начали выжигаться изнутри организма собаки, слюни закончились, скуление уже перешедшее в хриплый лай, надорвало голосовые связки — он хрипел, волоски на шкуре запутались, уже не в состоянии стоять дыбом. Вот-вот он умрет — как бы хотелось преданному псу покинуть этот мир первым, чтобы встретить там хозяина и друга, но он обидно не успевал… никуда!..