Николай Жеребцов - Представитель П/Я

Кривился и тоньшал становой хребет государства.

И было веселье говорить по поводу и без повода.

Никто и не подозревал, что скоро кислота свободы изъест все позвонки и тело станет текучим и неуправляемым. Великая страна будет ходить под себя.

Пришла мода поносить партию.

А тут еще Фадя взалкал некстати. Подал заявление в кандидаты из корыстных побуждений. В отдел часто приходили загранкомандировки — в Индию, Египет, Иран и в страны соцлагеря. Но посылали туда только людей с партбилетами, и несчастный Вовчик не выдержал: захотел в коммунисты.

Мы, разумеется, про все это узнали и решили, взяв пол-ящика водки, провести в общежитии собрание с целью обсуждения кандидата. Если отбросить в сторону живописные подробности, то собрание закончилось тем, что на следующий день бедный Фадя с огромным пунцовым синяком под глазом забрал назад свое заявление.

Кроме команды БВР, в общежитии обитало большое множество всякого народу.

В комнате напротив жил Палыч — родная мать всех балбесов и обалдуев. Палыч работал технологом на заводе, носил казачьи усы, был холост и любил варить суп. Потому мы и ходили за ним, как голодные котята за кошкой. Все продукты, что покупали в магазине, непременно несли к нему. Он варил, жарил и радушно приглашал ужинать.

Иной раз выпив водки, Палыч и вовсе становился ангелом расцветал в благодушной улыбке, лез бороться и целоваться. Мы звали его Великим Сварщиком, потому как всегда сварит суп.

Как-то раз Минька попытался затмить палычевы лавры. Пошел в магазин, купил курицу. Около часа что-то колдовал, пока мы играли в настольный теннис, потом подошел почему-то именно ко мне и промурлыкал на ухо: — Пойдем пробовать супчик. Когда открыли кастрюлю, то чуть не стало дурно: из поверхности жирного бульона торчал прямо в небо самый настоящий Хенде Хох!

То есть две когтистые, даже толком не вымытые лапы. Поначалу хотелось бежать из комнаты, но потом по здравому рассуждению варево все-таки съели. Желудок тоже имеет право на авторское зрение.

Еще в нашем крыле обитала колоритная и самая зловредная личность — Макарка Подосланный. Он же Броневик, или Бронников Виктор. Маленького роста, кучерявый, с поганенькими усишками под приплюснутым носом, он работал на испытательной станции, где в проверочных режимах гоняли двигатели и генераторы. Станция была обнесена решетчатым забором, и Макарка кидался в проходящих мимо людей гайками М10, коих у него был целый ящик для привинчивания электрических кабелей.

Славился подлец Макарка своей злонамеренной прожорливостью. Однажды он попросился посмотреть телевизор в комнату к Сане Пожарнику, пока тот ходил на дежурство. Вместо того, чтобы мирно смотреть телевизор, он слопал шестилитровую кастрюлю супа, которую намедни сварили пожарниковские девки.

Еще страдал болезненным любопытством: любил подглядывать, и приплюснутость его носа можно было объяснить только хлесткими ударами дверей.

Раз Витюн, выйдя из комнаты, увидел, как Подосланный подглядывает в замочную скважину к Палычу. И в этом занятии он был глух, как токующий глухарь. Не заметил подошедшего Витюна. Тот же ловким движением сдернул с Макарки штаны вместе с подштанниками. Макарка оторопел, ломанулся и, запутавшись в штанах, упал на пол голым попенгагеном вверх. Остолбенел до такой степени, что мог бы лежать в таком виде хоть сутки, если б на шум из другого крыла не пришел азербайджанец Гибар.

Гибар окинул зрелище орлиным взором, глубокомысленно сказав: «Вах!», и Макарка, стукая локтями, уполз по коридору к себе в комнату.

Кроме широкоплечего горца Гибара, жил еще один азер — смешной и смешливый Физули. Он был щупл, тщедушен, будто все свое детство смотрел на высохший урюк, сочинял стихи на родном языке и всем советовал читать Анара и Самеда-оглу.

Не сильно владея русским, он порой весьма оригинально изъяснял ситуации. Как-то, возвращаясь из поездки, я встретил его на станции, и он взахлеб стал объяснять, что в мое отсутствие Минька, будучи пьяным, по частям падал со второго этажа женского общежития. Он говорил, что вначале падал Мишин голова, потом сам Миша. Только придя в общежитие, выяснил, что все-таки хотел сказать Физули. Оказывается, Миха просто упал головой вниз. С ним и раньше такое случалось.

Иногда выдавалось затишье — командировок не было. Просиживали в отделе стулья, резались в балду. Есть такая хитрая игра на придумывание слов. Ход — одна буква в сетке шесть на шесть, и с каждым новым ходом нужно расположить существительное. Чем больше в слове букв — тем больше очков в запись.

Всех давил Костян. Он был гениальным балдистом и однажды придумал самое длинное слово. В творческом смятении и возбуждении он зачем-то ворвался в кабинет к начальнику, выкрикивая: «Колонизатор! Колонизатор!»

Юрий Васильевич ничего не понял.

Большинство в отделе составляли местные, исконно баранчинские аборигены. Унылый и худой, как облетевший куст, старичок Степаныч, что заведовал рекламационными делами. Начальник бюро Выругаев, очень хозяйственный мужик, иногда отпрашивал у Глинского всю разъездную группу, закупал вина и еды, и мы шли к нему огребать картошку.

Был эксперт Бобиков, клетчатый парень бесцветного возраста, отверженец красивых женщин.

Делопроизводитель Аза Васильевна, женщина определенно роковой внешности, которую прозывали не иначе как цыганка Аза. Она посылала своего мужа с ружьем в лес и при хорошем раскладе дел торговала в отделе убитыми или просто замученными до смерти дикими утками.

Замужний курьер Света, чей муж был редиской и крошил батон судьбе на спину. Молодые девчушки, стажировавшиеся на секретарш: Галя и Ленусик. Ленусик слыла несмеяной и поэтому никогда не улыбалась. Галя, наоборот, всегда улыбалась и была комсомольским вожачком. Вожаком ее назвать было трудно из-за небольшого роста. Она собирала взносы: ходила, канючила, уговаривала, шмыгая при этом пуговичным носиком.

Костян ей говорил, что он по понедельникам, вторникам, равно как и по остальным дням, не подает, а Минька делал блатной прищур:

— Сдается мне, мил человек, что ты комсомольский вожачок?

В разъездной группе тоже были баранчинцы. Седой, как узбекский хлопок, пенсионер Швахтин, который таки под старость решил поболтаться по бескрайним просторам. Коммунист Шевалов, твердый, как кремень, повидавший все недоступные для нас страны.

Был еще суперагент все времен и народов — пенсионер Автюхов. Попросту Автюша. В порученных делах он ни пыжа не смыслил, нарывался на рекламации и штрафы, часто гостил на ковре у Глинского, числился штатным клоуном и, сам того не подозревая, работал на публику.