Валерий Головской - Мэрилин Монро. Жизнь и смерть

Когда настало время первого просмотра готовой картины, собралась вся верхушка студии. Это была отличная картина. Меня била дрожь. Но самой большой сенсацией оказалась я сама. Зрители свистели во время моих сцен, веселились, слушая мои реплики. Я им очень нравилась.

Это так прекрасно — чувствовать, что ты нравишься публике. Я сидела в кинотеатре рядом с Джонни Хайдом. Он держал мою руку в своей. Мы не сказали ни слова по пути домой. Он сидел у меня в комнате и светился радостью. Как будто это он произвел фурор на экране, а не я. Он радовался не только потому, что я была его «клиенткой» и он «открыл» меня. Его сердце трепетало от радости за меня. Я чувствовала его искренность, его доброту. Ни один человек не смотрел на меня так тепло и доброжелательно. Он понимал не только меня, он понимал и Норму Джин тоже. Он знал всю мою боль и всё отчаяние. Когда он обнял меня и сказал, что любит меня, я знала, что это правда. Никто никогда не любил меня так, как он. Всем своим сердцем я желала, чтобы и я смогла полюбить его так же сильно.

Я рассказала ему свою любовную историю, которая только что завершилась, и о том, как мне больно. Моя связь закончилась во всех отношениях, кроме одного. Мне трудно было полюбить еще раз. Джонни был добр даже и в этом. Он не кричал и не злился. Он понимал. Он не обвинял и не критиковал. Жизнь полна сложных ситуаций и неправильных поступков, говорил он. Он будет ждать, когда мое сердце укрепится и когда я смогу полюбить его, если смогу.

Доброта — это редкое качество в возлюбленном, да и в любом человеке. Доброта Джонни делала его самым потрясающим человеком, которого я когда-либо встречала в своей жизни.

«Первое, что нужно сделать, — сказал он на следующий день, — это получить контракт с „Метро Голдвин Мейер“.

„Ты думаешь, это тебе удастся?“ — спросила я.

„Да у них же новая звезда на руках, — сказал Джонни, — и они это знают. Все восхищаются твоей работой. И что еще важнее, ты слышала и видела реакцию публики. Зрители приняли тебя! Я никогда не видел, чтобы так реагировали на исполнителя эпизодической роли“.

Через неделю Джонни мне сказал: „Пожалуйста, не впадай в депрессию, но нас постигла временная неудача“.

„М.Г.М. не хочет меня?“ — спросила я.

„Ты правильно догадалась, — рассмеялся Джонни. — Это полнейший абсурд.

Всю неделю я вел переговоры с Дором Шари. Ему нравится твоя работа… Более того, он думает, что ты отлично справилась с ролью. Но он считает, что в тебе нет материала для кинозвезды. Ты, на его взгляд, нефотогенична, в тебе нет чего-то такого, что делает актрису звездой“.

„Может быть, он прав, — сказала я. — Мистер Занук был того же мнения, когда „XX век — Фокс“ разорвал со мной контракт“.

„Нет, он не прав, — сказал Джонни. — И Занук тоже. Мне смешно, когда я думаю, как они ошибаются и как они будут кусать себе локти. И это время придет очень скоро“.

Джонни смеялся, а я — нет. Это тяжело — взлететь так высоко в своих мечтах и снова вернуться в никуда — без работы, без перспектив, без денег. Но на этот раз падение не было столь тяжелым. Я была не одна. Со мной был Джонни. Ведь я была не только его клиенткой или даже его возлюбленной. Я была его личной „миссией“. Вот почему мой друг носился как угорелый по всем студиям.

Мое сердце было переполнено благодарностью, я могла отдать за него жизнь.

Но любовь, на которую он надеялся, ко мне не приходила. Заставить себя полюбить так же нет возможно, как научиться летать. Но у меня были очень теплые чувства к Джонни Хайду, и я всегда была рада быть с ним. Как будто я стала членом большой семьи и обрела множество родственников».

Нелегко жить надеждами другого человека и быть счастливой его мечтами. Но Джонни сделал меня счастливой и поддерживал мою веру в себя. Я больше не бегала по студиям и актерским агентствам. За меня это делал Джонни. Я оставалась дома, брала уроки актерского мастерства и читала книги.

Одна из них особенно впечатлила меня. Это была «Автобиография» Линкольна Стиффенса [33] Линкольн Стиффенс (1886–1936) — леворадикальный журналист и издатель. С 1919-го по 1921 год жил в советской России. Известно его высказывание: «Мне довелось побывать в будущем, и смею вас заверить, там — полный успех». Впоследствии разочаровался в советском коммунизме, но остался убежденным левым радикалом. В 1931 году написал «Автобиографию». .

Это была, пожалуй, первая книга, в которой я нашла правду о жизни и людях. Горькая, но сильная книга. В других книгах я нередко читала полуправду о жизни — о том, как люди любят друг друга, и как справедливость всегда торжествует, и как выдающиеся личности всегда действуют на пользу своей страны. Линкольн Стиффенс знал правду о бедности и о несправедливости. Он писал о том, как люди лгут ради карьеры. И как подчас самодовольны бывают богачи. Как будто он прожил такую же трудную жизнь, как и я. Мне страшно понравилась эта книга. Читая ее, я забывала об отсутствии работы и о том, что «нефотогенична».

Но Джонни не забыл.

«Есть одна хорошая новость, — сообщил он как-то вечером. — Я не хотел говорить об этом, пока не был уверен. Теперь я уверен. Речь идет о фильме Джозефа Манкиевича [34] Джозеф Манкиевич (1909–1993) — американский кинорежиссер, сценарист и продюсер. Постановщик фильмов «Юлий Цезарь», «Босоногая графиня», «Тихий американец», «Клеопатра» и других. В 1949 году получил «Оскар» за фильм «Письмо к трем женам». Но наибольшую известность принесла ему картина «Все о Еве» (1950). „Все о Еве“. Роль небольшая, но она упрочит твое положение на студии „XX век — Фокс“.

„Но ведь они меня не хотели“, — сказала я.

„Теперь хотят“, — ответил Джонни.

Мистер Манкиевич был режиссером совершенно иного плана, чем мистер Хьюстон. Он не была таким импульсивным и любил поговорить. Но он был умным и тонким. Мне было хорошо на съемках, и с помощью Джонни Хайда я снова обрела способность мечтать.

Студия постоянно организовывала всякие „инциденты“ для рекламы своих актеров. А я нуждалась в рекламе. Но был один вид рекламы, в котором я отказывалась участвовать. Это по большей части была шумиха вокруг твоего появления ночью в кафе с каким-нибудь актером. Журналисты немедленно начинали строить догадки, что между тобой и молодым актером любовная интрижка.

Я не любила ходить в модные кафе с очередным амбициозным болваном. Мне не нравилось, что мое имя соединяли с именами людей, которых я едва знала. И я понимала, что Джонни это тоже не понравится. Так что я не ходила в кафе и не стремилась попасть в светскую хронику как любительница любовных интрижек.

Единственные „инциденты“ в период съемок „Все о Еве“ случились из-за Линкольна Стиффенса и За За Габор (снова). История с Линкольном Стиффенсом началась, когда мистер Манкиевич спросил меня, что за книгу я читаю на съемках. Я сказала, что это автобиография Линкольна Стиффенса, и принялась расхваливать книгу. Мистер Манкиевич отвел меня в сторону и тихо преподнес урок.