Валерий Головской - Мэрилин Монро. Жизнь и смерть

Посреди сцены из „Вишневого сада“ Чехов внезапно остановился, на минуту прикрыл рукой глаза и взглянул на меня с мягкой улыбкой.

„Можно я задам вам личный вопрос?“ — спросил он.

„Все что угодно“.

„Скажите мне правду. Когда мы играли эту сцену, вы думали о сексе?“

„Нет. Ведь в этой сцене нет никакого секса. Я и не думала ни о чем таком“.

„И не было ни одной, самой крошечной мысли об объятиях или о поцелуях?“ — настаивал Михаил.

„Ни одной, — сказала я. — Я полностью концентрировалась на содержании отрывка“.

„Я вам верю, — сказал Михаил. — Вы всегда говорите правду“.

„Вам“, — уточнила я.

Несколько минут он ходил взад и вперед по комнате, а потом продолжил: „Это очень странно. Когда мы репетировали сцену, я чувствовал исходящие от вас эротические флюиды. Будто вы находитесь в плену страсти. Я решил сделать перерыв, так как счел, что вы слишком сексуально озабочены, чтобы продолжать работу“.

Я разрыдалась. Он не обратил внимание на мои слезы, а продолжал размышлять вслух… „Теперь я начинаю понимать ваши проблемы со студией, Мэрилин. И я даже понимаю вашу студию.

Вы молодая женщина, от которой исходят эротические вибрации, независимо оттого, что вы делаете или думаете. Весь мир уже реагирует на ваши вибрации, когда они исходят с экрана… Теперь я понимаю, почему они не хотят видеть в вас актрису. Вы больше ценны для них в роли секс-символа. Вы можете заработать для них целое состояние, просто вибрируя перед камерой. Все, что они хотят, это делать деньги, фиксируя на пленку ваши эротические вибрации. Им наплевать на вас как на актрису. Я могу понять их логику и их планы“.

И Михаил Чехов улыбнулся мне.

„Вы можете просто стоять перед камерой, почти ничего не играть, только производить сексуальные вибрации и — зарабатывать миллионы“, — повторил Михаил свою мысль.

„Но я этого не хочу“, — сказала я.

„Почему же — нет?“ — мягко спросил он.

„Да потому, что я хочу стать профессиональной актрисой, — ответила я, — а не эротической идиоткой. Я не желаю, чтобы меня продавали публике как целлулоидную обольстительницу, чтобы мужчины смотрели на меня и начинали дрожать. Это было приемлемо первые несколько лет, но теперь все иначе“.

С этого разговора началась моя борьба со студией.

Я поняла, что если когда-то я боролась за то, чтобы начать сниматься и стать актрисой, то теперь должна бороться за признание моих актерских способностей, за то, чтобы быть на экране самой собой. Если я не добьюсь этого, я стану просто товаром, который будут продавать голливудские торговцы.

Я позвонила на студию, настаивая на встрече с главным продюсером. Но мне сказали: „Никаких встреч, вы приедете на съемку, когда вас вызовут“.

Я сидела дома одна и разговаривала сама с собой. Они были готовы дать мне много денег — миллион, если я буду послушно исполнять все их желания, и не отвлекаться, и не стремиться к искусству. Я отказалась от миллиона, который предлагал мне Джонни Хайд, а Джонни был намного приятней и добрей, чем руководители студии „XX век — Фокс“. Я решила, что мне не нужны их миллионы. Я хотела оставаться самой собой, а не превращаться в сексуальный символ, производящий эротические вибрации ради обогащения студии».

В конце 1953 года отношения Мэрилин Монро со студией и прежде всего с Даррилом Зануком резко ухудшились. Студия заняла Мэрилин в приключенческом вестерне «Река, с которой не возвращаются». Это была совершенно пустяковая картина, где актрисе предназначалась стандартная роль певички в салуне. Мэрилин согласилась, о чем впоследствии очень жалела. Но подобную же роль — певицы в бурлеске в картине «Розовое трико» — она решительно отвергла. В ответ студия приостановила действие ее контракта. В «Розовом трико» Мэрилин должна была играть со своим любимым актером и другом Фрэнком Синатрой. Одним из поводов для отказа был тот факт, что Синатре студия платила пять тысяч долларов в неделю, а Мэрилин всего 750.

Так что Мэрилин не появилась на работе 15 декабря, а потом на Рождество улетела к Джо ДиМаджио в Сан-Франциско. Студия выжидала до 4 января, а затем известила актрису о прекращении контракта без выплаты содержания. Мэрилин не очень переживала. Во-первых, теперь у нее был Джо ДиМаджио, который воспользовался случаем, чтобы предложить Мэрилин пожениться. Во-вторых, деньги вообще были для нее не так уж важны. Гораздо важнее было требование заранее предоставлять ей сценарий для чтения, чтобы иметь возможность решать, хочет ли она в нем сниматься. «Все очень просто. Эта роль не для меня, — сказала она журналистам. — Само собой, я хотела бы изменить финансовые условия контракта, но это не главное. Меня сейчас больше интересует качественный сценарий, чтобы мне было что играть». Конечно, это было нарушением системы контрактных актеров, даже если они уже завоевали широкую популярность и приносили студии существенный доход. Но Мэрилин решила больше не играть по студийным правилам.

Занук знал, что юридически он не обязан предоставлять актерам сценарий для предварительного чтения и одобрения. Но все же речь шла о самой популярной звезде студии, а «Розовое трико», по предварительным расчетам, должно было стоить более двух миллионов долларов. Так что он распорядился послать сценарий Мэрилин, приписав, что сценарий был заказан и написан специально для нее. Она прочитала текст и немедленно его отвергла.

14 января 1954 года в Сан-Франциско состоялась церемония бракосочетания Мэрилин Монро и Джо ДиМаджио. Свадебным подарком студии было возобновление контракта с актрисой. Медовую неделю молодожены провели во Флориде, и студия полагала, что актриса выйдет на работу 20 января. Когда этого не произошло, действие контракта было вновь приостановлено.

21 января молодожены приземлились в Токио, где Джо должен был присутствовать на выставке по бейсболу, а Мэрилин отправилась на несколько дней выступать перед американскими военными в Корею.

Вот как она описала в своих воспоминаниях эту поездку:

«Мои путешествия всегда были одинаковы. Неважно, куда я еду и с какой целью, это всегда заканчивается тем же: я ничего не увижу. Став кинозвездой, ты живешь словно в беличьем колесе. И когда ты путешествуешь, ты берешь колесо с собой. Ты не видишь местных жителей или памятные места страны. Ты главным образом видишь агента по связям с прессой, однотипных журналистов-интервьюеров и свои примерно одинаковые фотографии.

Я думала, что в Японии все будет иначе, потому что студия умыла руки и отказалась от рекламной программы, отменила все интервью и фотосессии. Отношение студии ко мне сводилось к одной фразе: „Даже не упоминайте ее имени“.