Федор Монастырский - Земля, омытая кровью

— Это же война, — пожимал он широченными плечами. — Или ты бьешь, или тебя бьют… Вот мы и не давались, били.

О том, как сражалась «сборная флота», подробнее рассказал мне военком батальона старший политрук Д. Ф. Пономарев. Его я тоже знал давно и рад был встретить здесь. Увидел у него на груди орден Красного Знамени — награду за подвиг, совершенный в прошлом году при высадке десанта в Феодосии.

О боевых эпизодах Пономарев рассказывал мне неторопливо, задумчиво, словно следя за своей мыслью. Но когда стал говорить о том, как Красников с группой моряков вырвался из окружения, оживился.

— Тут, скажу вам, прекрасно показал себя Дмитрий Васильевич! — с чувством сказал он. — Спас всех примером своего бесстрашия. Дело было так. В окружение попал штаб батальона с небольшим отрядом краснофлотцев. Домик, где они засели, осадили две роты автоматчиков. Некоторое время держались, отстреливаясь, и гитлеровцев тут перебили немало, но ясно было, что от двух рот не так просто отбиться, а стоит немцам подкатить сюда еще пушчонку или минометик — и крышка. Красников понял, что отсиживаться тут — дело гиблое, надо скорее вырываться из западни. Тогда он встал, взял на изготовку автомат, приготовил с полдюжины гранат и сказал: «Не унывать, ребята! Гармонист, дай — ка нашу морскую, чтобы знал враг — черноморцы не сдаются!» Старшина второй статьи Робинер взял баян и затянул: «Врагу не сдается наш гордый «Варяг»… Красников послушал минуту, крикнул: «Ура! За Родину!» — и повел моряков в атаку. На какое — то мгновение опешили гитлеровцы. А Красников бежит впереди своих краснофлотцев — богатырь! — строчит из автомата, швыряет гранаты в припавших к земле гитлеровцев. Так и прорвали кольцо. Красивая победа! Тут наша «сборная флота» показала себя по — настоящему.

Много интересного узнал я еще от Пономарева о том, как воюют спортсмены. Запомнился его рассказ о разведчиках под командованием младшего лейтенанта Чуба, которые налетели на вражескую засаду и полностью ее уничтожили.

Рассказал он, как лейтенант Дмитрий Ручкин, укрывшись с отрядом краснофлотцев в скале, отражал фашистские танки и автоматчиков, как все бойцы вышли из строя и лейтенант остался один, тоже раненный, но целых три дня огнем ручного пулемета и гранатами продолжал отражать атаки гитлеровцев, а на четвертый день «сдал» позицию подошедшему подкреплению.

Мы разговорились с Пономаревым о политической работе, о воспитании бойцов.

Мне приходилось иногда слышать такое рассуждение: нужны ли слова, агитация, когда люди, храбрость и преданность которых уже проверена в боях, готовятся к новому бою? Подавай, мол, в нужный момент команду, и приказ будет выполнен.

Такие суждения означают просто — напросто недооценку политработы. А война убедила нас в том, что к бою нужно готовить бойцов каждый раз, снова и снова. Люди, даже показавшие уже себя способными и смелыми воинами, часто устают, под влиянием разных причин их моральный дух в иные моменты понижается. Надо следить за этим, поддерживать душевные силы бойца, напоминать ему о долге перед Родиной, указывать на примеры храбрости и мужества.

Военком Пономарев хорошо понимал это. Он был очень близок к краснофлотцам. Хотя и редко выступал перед ними с официальными докладами, но зато постоянно вел с небольшими группами моряков сердечные непринужденные беседы. Тут шла речь и о вестях из дому, и о положении на фронтах, и о тактике гитлеровцев, и о задачах своей части, и о подвигах героев, и о боевых приемах, приносящих победу.

Сейчас, перед новыми боями, Пономарев вел политработу особенно целеустремленно. Нужно было внушить воинам, что наши силы созрели, что больше нельзя уступать немцам ни пяди земли — нужно гнать и уничтожать их, что пришла пора расплаты и Родина требует освободить Кавказ от врага. Это разъясняли бойцам в беседах военком и активисты — коммунисты, комсомольцы. Об этом говорилось в боевых листках.

На стволах деревьев в расположении батальона висели фанерные щиты с лозунгами: «Фашистский варвар ворвался на Кавказ. Убей его, моряк! Народ скажет тебе спасибо!»; «Моряк! Отомсти врагу за страдания советского народа!»; «Бей фашиста как можешь и где можешь! На воде бей, на горе бей, в лесу бей, в селе бей — наступай и бей!»

Пономарев пояснил:

— Пригодились ящики из — под макарон и табака. Разломали их, сразу нашлись художники, которые с увлечением стали рисовать.

Условившись с Пономаревым, что он выступит и расскажет о своем опыте завтра на совещании политработников, я направился в 144–й батальон.

Мне встретился краснофлотец — связист с катушкой провода, совсем юный, розовощекий. Широкий шрам, видимо от осколка, пересекал его лоб. Шагал парень легко, браво. Я замедлил шаг, остановил его:

— Из какой вы части, товарищ краснофлотец?

— Я? — удивленно произнес он и отчеканил: — Я черноморец, востриковец!

Вспомнилось, что так же называли себя краснофлотцы, которых я встретил в лесу накануне. Они гордятся именем своего комбата.

На флоте мне не раз приходилось замечать не просто уважение к командиру, а преданную любовь, доходящую прямо — таки до обожания. И не со стороны сентиментальных юношей — самым мужественным людям бывает свойственно это чувство. Их покоряют ум и отвага старшего, его пример, отеческая забота.

Мне предстояло познакомиться с одним из счастливцев, пользовавшихся такой любовью. «Батя» — так называют краснофлотцы своего капитан — лейтенанта.

А «батя» оказался молодым человеком лет около тридцати, среднего роста, с белесыми бровями. Стройный, подтянутый, он молодцевато встал, увидев меня, четко представился, а острые глаза, вижу, сверлят изучающе.

Мы беседовали с ним в палатке. По углам на подстилках из веток лежали свернутые шинели, плащ — палатки, вещевые мешки. Массивные чурбаки, ящики из — под патронов заменяли здесь стулья, из ящиков же был сооружен и походный стол.

Александр Востриков, подвижной и быстрый, говорил, энергично жестикулируя, то задумчиво хмурясь, то простодушно, широко улыбаясь. Рассказал о своем батальоне, оказавшемся в бригаде самым «старым», хотя и его существование исчислялось несколькими месяцами. 144–й формировался в Москве зимой 1942 года, в дни исторической битвы. Во главе его рот и взводов стали в основном молодые командиры, выпускники военно — морских училищ. Но они, как и рядовой состав — краснофлотцы, уже получили боевое крещение под Москвой. Многие пришли в батальон из госпиталя. Весной 144–й был направлен в Азовскую флотилию и отличился в боях под Ейском. Оттуда и пошла слава о командире, обладающем исключительной храбростью и железной боевой хваткой.