Федор Монастырский - Земля, омытая кровью

В эти нелегкие минуты я словно впервые увидел нашего начальника штаба капитана 3 ранга Чиркова. Андрей Яковлевич спокойно, без тени волнения, выслушивал меня, отдавал распоряжения подчиненным, говорил и делал все с таким хладнокровием, будто ничего не стряслось. Но надо было видеть, как он потом с автоматом в руках метался между землянками и палатками, перебегал или переползал от подразделения к подразделению. По пути он устраивался где — нибудь за камнем или деревом и сам посылал автоматные очереди в наседающего врага. Я, признаться, даже удивлялся, откуда такая живость у обычно спокойного, даже флегматичного в повседневной обстановке Чиркова.

Я перебрался к крайней землянке, откуда легче было следить за ходом боя. Ясно вижу фашистов, стреляющих из — за кустов и холмов. Не удержался, схватился за свой автомат. Рядом со мной стреляют из автоматов и винтовок четыре штабных писаря и санинструктор Полина Щербань.

Прибежал связной, доложил, что наши разведчики продвинулись вперед и просят патронов. Я оглянулся — ящик с патронами стоит у землянки. Не ожидая приказания, за него ухватилась Полина Щербань:

— Разрешите доставить боезапас?

И она проворно поползла по склону горы, таща за собой ящик.

На левом фланге усилилась стрельба, я забеспокоился: не обходят ли нас слева? Посоветовавшись с Чирковым, мы выделили трех краснофлотцев для наблюдения за юго — западными скатами высоты.

Чирков направился к узлу связи доложить обстановку комбригу. Слева в это время еще более усилился грохот стрельбы, донеслись разрывы гранат, крики «ура». Я перебежал туда. Вижу — наши разведчики короткими перебежками мчатся в сторону противника. Молодцы, атакуют!

Вернувшийся с узла связи начальник штаба сообщил, что комбриг приказал Шерману оказать нам помощь и Шерман уже идет к нам с ротой автоматчиков.

Через связных немедленно оповещаю все подразделения об успехе разведчиков, теснящих гитлеровцев, и о том, что к нам спешит подкрепление. Эта весть воодушевила бойцов. Дружно пошли в атаку связисты под командой лейтенанта Всеволода Львовского.

На центральном участке нашей обороны выбежали вперед, на широкий холм, краснофлотцы штаба — писаря, связные, коки — принялись дружно косить отступающих фашистов из пулемета, винтовок, автоматов. Теперь уже было ясно: наша взяла!

Когда прибыло подкрепление из 305–го, оставшиеся в живых гитлеровцы уже скрылись в лесу на соседней безымянной высоте. Я приказал прибывшей роте занять высоту.

В журнале боевых действий 56–й армии за 1 ноября об этом эпизоде было записано несколько строк: «В 15.00 после массированного огневого налета противник численностью до роты, вооруженный станковыми и ручными пулеметами, просочился в стык 814–го и 226–го стрелковых полков, занял безымянную высоту юго — восточнее Кочканово и неожиданно произвел налет на командный пункт 83–й бригады.

Полковой комиссар Монастырский организовал оборону командного пункта. Семьдесят штабных работников и бойцов спецподразделений трижды переходили в контратаку. Бой длился около четырех часов. В результате атаки противника были отбиты с большими для него потерями. На поле боя осталось до 30 трупов автоматчиков и офицеров».

Вскоре мы получили приказ командующего 56–й армией. Он объявил благодарность всему личному составу 83–й бригады за успешные действия на высоте Кочканово и особо отметил мужество краснофлотцев и командиров, отбивших налет гитлеровцев на КП бригады. Командарм представил к наградам многих воинов штаба бригады, а также меня и начальника штаба.

2 ноября наши батальоны продолжали тяжелые наступательные бои в горах и в лесу юго — восточнее поселка Киркорово. Нам удалось потеснить противника и захватить ценные документы, из которых мы узнали, что немецко — фашистское командование приказало своим частям, действующим в этом районе, добиться успеха любой ценой, чтобы открыть немецкой армии путь на Туапсе.

Отброшенные нами с ряда позиций, гитлеровцы подтянули резервы и во второй половине дня нанесли сильный бомбовый удар по нашим боевым порядкам.

Одна бомба разорвалась в районе нашего командного пункта, разрушила две землянки. Были убитые и раненые. Осколком ранило и меня, в голень правой ноги. Рана показалась мне легкой, и я после перевязки остался на КП.

На следующий день немцы продолжали атаки, стремясь прорваться в долину реки Псекупс.

Вечером мне все же пришлось признаться врачу и комбригу, что самочувствие мое неважное. Рана на ноге гноилась, поднялась температура. Максим Павлович снарядил повозку и отправил меня в санбат в село Псебс.

Медсанбат помещался в школьном здании, стоявшем посреди села. Здесь мне довелось быть свидетелем волнующей встречи. К раненым воинам пришла делегация трудящихся Туапсинского района. Делегаты сердечно поздравили нас с приближающейся 25–й годовщиной Октября, передали горячую благодарность трудящихся воинам, стойко защищающим Черноморское побережье от врага, вручили подарки.

Затем туапсинцы отправились за село Садовое, в расположение нашей бригады, чтобы передать поздравления и подарки тем, кто несет боевую вахту.

Утром 7 ноября краснофлотцы вместе с гостями скромно, по — фронтовому, отметили праздник.

…А бой в районе Садового продолжался. С гор доносился гул взрывов. Раненые, прибывшие оттуда, рассказали, что на помощь нам пришла 255–я бригада морской пехоты и уже вместе с нашими частями ведет бой.

Я спросил у одного краснофлотца, каково настроение бойцов. Тот пожал плечами:

— Известно, какое. Разделаемся тут с фашистами. Недолго они будут огрызаться.

Разговор с врачом меня не обрадовал. Мне предложили немедленно отправляться в тыловой госпиталь для более основательного лечения.

Под вечер санитарная машина отправилась в путь. Я окинул прощальным взглядом горную гряду, где оставались мои боевые друзья. Там, на ветру и морозе, они завершали тяжкие бои.

Вылечившись, я вернулся из госпиталя 12 декабря. Бригада наша стояла уже в Туапсе, в резерве командующего Черноморской группой войск.

Был типичный для южной зимы слякотный день. Снег шел и таял. Город стал неузнаваем. Я всюду видел черные, мокрые руины, торчащие над грудами щебня, искореженные балки, развалины красивых когда — то коттеджей.

Бригада размещалась на окраине города, в рабочем поселке нефтяников. Я попросил первого встречного моряка проводить меня к штабу. У входа в стандартный двухэтажный дом дежурный, увидев меня, заулыбался, четко доложил и указал комнату комбрига.

Открываю дверь — за столом массивная фигура Дмитрия Васильевича Красникова. Он поднимается навстречу, протягивая вперед большие руки атлета.