Федор Монастырский - Земля, омытая кровью

— Действовали прекрасно, — с восторгом рассказывал Куников.

Отделение старшины Николая Романова, высадившееся на берегу рыбозавода, выскочило к железнодорожной насыпи и залегло перед сильной огневой позицией врага. Оттуда била пушка, строчили пулеметы. Романов решил немедленно атаковать. Трем краснофлотцам приказал прикрывать атаку огнем из автоматов, а с пятью остальными подобрался в темноте к вражеской позиции. Прокладывая путь гранатами, моряки ворвались в фашистский блиндаж и прикончили всех находившихся в нем гитлеровцев, захватили два пулемета и пушку.

Вскоре у десантников было уже несколько трофейных орудий. Моряки создали из них артгруппу, назвав ее «Отдельным трофейным артиллерийским дивизионом», и без промедления использовали ее в бою.

За ночь куниковцы заняли здания на берегу и несколько кварталов Станички.

С большой похвалой отозвался Куников о трех группах десантников, прибывших к нему на подкрепление ночью. Благодаря энергичным действиям этих групп под командованием И. М. Ежеля, В. А. Ботылева и И. В. Жернового, гитлеровцам удалось внушить, будто наступают большие силы. Лишь на рассвете враг убедился, что силы десантников невелики, подтянул резервы и стал контратаковать.

Два дня выдерживали куниковцы ярый натиск противника. Их непрерывно обстреливали тяжелые орудия, бомбили «юнкерсы» и «хейнкели», атаковали фашистские танки. Моряки стойко отбивали атаку за атакой. Патроны им подбрасывали ночью наши самолеты. Летчики в темноте не всегда удачно сбрасывали груз: ящики с боеприпасами то разбивались о камни, то падали в море. Краснофлотцы ползали по берегу, разыскивая и собирая патроны.

Людей страшно мучила жажда. На захваченном плацдарме не оказалось ни колодцев, ни ручьев, ни речек. Вспомнив, как моряки собирали в горсти капли дождя, чтобы хоть немного утолить жажду, Куников сказал:

— Железные люди… Ведь жажда хуже голода. Вижу, измучились бойцы и ослабли, а ведь им сражаться надо… И вот идем с замполитом Старшиновым от позиции к позиции, говорим с моряками, стараемся подбодрить их. И ни разу ни от одного не услышали ни жалобы, ни упрека, ни единой нотки неуверенности. Лежали или сидели в укрытиях молча, старались меньше двигаться. А приближался враг — вскакивали, бросались в атаку…

Куников рассказал о подвиге младшего сержанта Михаила Корницкого.

Во время боев в Станичке гитлеровцы окружили группу десантников, захвативших здание школы. Пробитое фашистскими снарядами, здание загорелось. Тушить пожар было нечем, и морякам оставалось одно: покинуть горящий дом. Но гитлеровцы устроили засаду. Прорваться было невозможно, всем десантникам угрожала гибель. И они решили умереть, но не сдаваться.

— Постойте — ка, друзья!: — сказал вдруг Михаил Корницкий. Он был ранен и ослабел от потери крови, но вдруг вскочил, обвязал себя гранатами, выдернул из одной чеку и, бросившись во двор, на ходу крикнул:

— Прощайте, товарищи!

В следующее мгновение он перемахнул через стену и прыгнул на головы фашистов, сидевших в засаде. Моряки увидели пламя, полыхнувшее за стеной, услышали грохот мощного взрыва и вопли врагов. Засады не стало. Десантники ринулись в пролом ограды.

Михаилу Корницкому было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

…Мы говорили с Куниковым до ночи. Под конец он сказал, что назначен старшим морским начальником захваченного нами плацдарма и его отряду поручена охрана занятого десантом побережья, прием новых подкреплений, быстрая разгрузка прибывающих на Мысхако судов.

— Подкрепление идет, — сказал Куников. — Готовятся к высадке наша пехота, танки и артиллерия. А сегодня ночью встретим партизанский десант. Пять партизанских отрядов будут штурмовать Новороссийск вместе с нами.

Утром 10 февраля части нашей бригады начали решительный штурм поселка и совхоза Мысхако. На передний край мы выдвинули 144–й батальон, 305–й поставили во второй эшелон. Ему же поручили охрану южного побережья Мысхако.

Перед нами были фашистские доты и дзоты, сильно укрепленные врагом дома и позиции на высоте. На наши боевые порядки гитлеровцы снова и снова обрушивали артиллерийский огонь и бомбовые удары. Но к исходу дня в наших руках оказались и совхоз, и поселок. Мы вышли к подножию горы Мысхако и оседлали шоссейную дорогу Глебовка — Новороссийск. Не помогли врагу ни укрепления, ни огневое превосходство.

Этот день я встретил в 16–м батальоне. Рано утром пришел на КП Рогальского. Он был немного возбужден, но настроен уверенно.

— Сейчас разговаривал с Фишером, — сказал Рогальский. — Условились с ним атаковать поселок с трех сторон. Мой батальон идет с севера и северо — востока, 144–й — с юга.

Атаке предшествовал короткий налет артиллерии береговой обороны Новороссийской базы и наших минометов. Затем по условному сигналу одновременно поднялись на штурм подразделения 16–го и 144–го батальонов. На моих глазах дружно развернулись и, рассредоточившись, двинулись вперед где перебежками, где ползком роты Мартынова и Яброва. Другие подразделения пошли в обход.

Перед поселком Мысхако изрыгали огонь фашистские доты и дзоты, хорошо прикрытые артиллерийские и минометные батареи. Путь к ним преграждала колючая проволока.

Моряки упорно двигались навстречу огню, используя каждое укрытие. Перед проволочным заграждением залегли. Швырнули под проволоку несколько гранат, но нужных результатов это не дало.

Тогда главстаршина Воронин, обвешанный гранатами, пополз вперед, укрываясь в овражках и в воронках от взрывов. Все замерли, наблюдая за храбрецом. Его фигура то показывалась, то скрывалась в складках местности. Вот он уже подкрался вплотную к проволочному заграждению. До вражеских орудий оставалось два — три десятка метров.

Поднявшись во весь рост перед опешившими гитлеровцами, Воронин одну за другой бросил несколько противотанковых гранат. На фашистской позиции раздались оглушительные взрывы, брызнули вверх фонтаны земли и обломки укреплений. Возле умолкших пушек лежали убитые и раненые фашисты.

Не теряя ни секунды, Воронин быстро снял бушлат, накинул его на колючую проволоку и полез через заграждение. За ним бросилась вперед вся рота.

Главстаршина не успел преодолеть препятствие — вражеская пуля сразила его. Но моряки уже неудержимо шли вперед. По примеру Воронина они накидывали на проволоку бушлаты, плащ — палатки и врывались на вражеские позиции.

Я подошел к месту прорыва, когда неприятельская батарея была уже взята и рота занимала новый рубеж.

Санитары бережно сняли с проволоки безжизненное тело Воронина. В тот же день мы доложили о его подвиге командованию флота. Он был посмертно награжден орденом Ленина.