Федор Монастырский - Земля, омытая кровью

Лейтенант вспомнил страшную картину высадки, когда враг встретил огнем приблизившиеся к берегу корабли. Пылали суда. Бойцы, с опаленными лицами, в тлеющей одежде, прыгали в воду. Те, кому удалось выбраться на берег, мокрыми кидались на землю, ползли под ураганным огнем, занимали позиции и вели огонь по врагу, коченея в обледеневшей одежде.

— Не страшно было, — говорил лейтенант, — схватиться с врагом, пусть его хоть вдесятеро больше нас. Каждый готов был драться насмерть. Но как было добраться до противника через этот сплошной огневой заслон? Потом подошли фашистские танки. Мы пустили в ход противотанковые ружья, гранаты. Много тут полегло наших, но и гитлеровские танки вспыхивали или крутились на месте, подбитые. После этого мы осмелели, сделали рывок вперед, заняли рубежи у реки Озерейка. Утро и день держались там. Все посматривали на море, думали — прибудет нам подмога или нет? Потом узнали, что основной десант высаживается на Мысхако и нам нужно самостоятельно пробиваться туда. Как пробивались — не рассказать. Дрались, пока могли, не упускали ни одной возможности ударить по врагу, нанести урон. Ну, а когда не осталось уже ни рот, ни патронов, ни сил для драки, побрели по лесу кто как мог.

Лейтенант рассказал, как пробирались они лесными тропами, голодные, питаясь ягодами шиповника. Иногда встречали местных жителей, и те, рискуя жизнью, ненадолго прятали воинов, давали отогреться и поесть.

— Ненависть у народа к фашистам такая лютая, — сказал лейтенант, — что готовы все сделать, себя не пожалеть, только бы быстрее покончить с этими бандитами.

О том, что творят гитлеровцы в захваченных селениях, мы тоже знали.

В Мысхако они начали с грабежа. Обшарили все дома, отбирали не только продукты и ценные вещи, хватали и женское белье, даже детские игрушки, уводили коров. Врывались в дома во время обеда и выхватывали пищу прямо из рук у женщин и детей. По вечерам пьяные офицеры и солдаты, угрожая оружием, угоняли к себе поселковых девушек.

Все мужское население гитлеровцы с шести часов вечера до восьми утра держали взаперти, а с рассветом и мужчин, и женщин, и детей гнали на работу, заставляли рыть землю, таскать камни, строить укрепления.

— Укрепления строили, — продолжал свой рассказ лейтенант, — а населению объявили, что Красная Армия разбита и почти вся территория страны занята ими. Встретили мы в лесу пожилую женщину — хворост несла. Как увидела нас, сначала испугалась, потом, с опаской оглядываясь, заговорила: «Сыночки, милые, дорогие, и нам тут худо, и вас побили да по лесам разогнали. А все равно не верим мы супостатам, что Красную Армию они победили. Брешут, собаки, не может того быть! Не может быть, что в неволе у них жить будем!..» Мы подтверждаем: «Правильно, бабушка!» Она повеселела и шепчет: «За горой Колдун тоже русские высадились. Воюют там, стрельбу слышно. Тех, может, и не разобьет немец, а?.. — И смотрит с хитринкой. — Вы, чать, туда бредете?» Мы спросили, далеко ли еще до этой горы Колдун. Бабка ответила, показала, как идти. Один из наших не удержался, спросил, не добудет ли она нам табачку. «Принесу! — говорит. — Только спрячьтесь тут пока». Мы в овражек спустились, ждем. Кто — то из бойцов беспокойно буркнул: «А вдруг подведет старуха, продаст?» На него сразу цыкнули, хотя и подумалось, что ведь всякое бывает… Но вот появилась наша бабка, принесла самосаду, лепешек. На прощанье перекрестила нас и еще раз сказала: «Брешут, собаки! Не быть нам в неволе!»

Лейтенант умолк, задумавшись. Мне вспомнился в эту минуту один любопытный документ, захваченный нашими войсками на Кавказе, в каком — то разгромленном фашистском штабе. Это был приказ командующего группой немецких войск генерал — лейтенанта Д. Ангелиса.

Политуправление фронта разослало этот приказ во все части, а наш политотдел обнародовал его в специальной, листовке.

— Населению гитлеровцы врут, конечно, вовсю. А своим солдатам они вынуждены говорить откровенно. Читайте! — сказал я, подавая лейтенанту листовку.

В приказе гитлеровский генерал писал: «В силу сложной обстановки в районе Ростова, под давлением превосходящих сил противника наши войска, повинуясь приказу верховного командующего, должны принять планомерный отход на полуостров Крым, через Керченский пролив… Ответственность за выполнение приказа верховного главнокомандующего ложится в первую очередь на офицеров, которые должны разъяснить в надлежащем духе рядовому составу смысл предстоящей операции и обеспечить высокий уровень сознательности в своих подразделениях. Офицеры должны разъяснить солдатам, что по плану командования отход немецких войск будет прикрываться румынами и словаками, эвакуируемыми в последнюю очередь. Учитывая известную неустойчивость этих наших союзников, для предотвращения дезертирства и массовой сдачи в плен, что имело место на других участках фронта, приказываю: усилить на стыках заградительные отряды, укомплектовав их из немцев».

— Во как запели! — воскликнул, читая листовку, лейтенант. — Планомерный отход под прикрытием пушечного мяса союзничков…

Лейтенант с чувством прочитал заключительные слова нашей листовки:

«Товарищи краснофлотцы и командиры! Сорвем этот план фашистов, отрежем им пути отхода на Тамань и уничтожим их! Такова задача, стоящая перед нашей группой войск. Утроим наши усилия в борьбе с кровавыми захватчиками. Не дадим фашистам спасти свою шкуру путем бегства в Крым! За все злодеяния, совершенные ими, они должны расплатиться своей черной кровью.

Смерть немецким оккупантам!»

К началу марта наша бригада занимала фронт в районе южного изгиба дороги Новороссийск — Глебовка. Справа от нас действовали 165–я стрелковая бригада и 255–я бригада морской пехоты, слева, восточнее Федотовки, через гору Мысхако до берега моря, заняли оборону 8–я и 51–я стрелковые бригады.

С южных фронтов шли хорошие вести. 12 февраля наши войска овладели Краснодаром и Шахтами. Части 47–й армии, в составе которой мы осенью воевали под Шапсугской, возобновили активные действия под Новороссийском. Наступая правее нашей 18–й армии, они вновь отбили у фашистов поселки Первый Греческий, Красная Победа и завязали упорные бои за станицу Абинскую. Гитлеровцы, выбитые с прежних рубежей, пока крепко держались только в Новороссийске.

Перед фронтом нашей бригады противник имел хорошо организованную, плотно насыщенную огневыми средствами систему обороны из трех линий. В первой линии были огневые позиции автоматчиков и снайперов. Вторая представляла собой сплошную траншею с ротными минометами и ручными пулеметами, а третья — дзоты, расположенные в шахматном порядке и опоясанные проволочными заграждениями в два — три кола. Перед передним краем, кроме колючей проволоки, враг установил малозаметные препятствия и минные поля.