Алексей Зайцев - На острие красных стрел

Разборы поисков проходили у нас на самом высоком принципиальном уровне. Припоминали, обсуждали, анализировали действия каждого разведчика, прикидывали, как можно или нужно было поступить в той или иной ситуации, строго осуждали того, кто, по общему мнению, мог сработать лучше, но почему-то подкачал. Все это делалось доброжелательно, без унижения личного достоинства, без обид, хотя порой и на повышенных тонах.

На разборах иногда присутствовал майор М. Ф. Чередник. Внимательно слушал, затем делал выводы, давал советы и рекомендации, рассказывал о наиболее поучительных поисках разведчиков других полков.

Нередко приходили к нам и политработники: заместитель командира полка по политчасти майор Тутов, парторг полка капитан Гаврилов, комсорг старший лейтенант Кучмасов. Непринужденно беседовали, интересовались жизнью, боевыми делами, нуждами, настроением, рассказывали о Румынии, разъясняли политику нашего правительства в отношении этой страны, нормы и правила поведения советских воинов за пределами Родины. Постоянно информировали нас о положении на фронтах. В июне началось наступление советских войск в Белоруссии, а в начале августа наши уже вышли к границам Восточной Пруссии, форсировали южнее Варшавы Вислу и захватили на ее левом берегу плацдарм. Открылось варшавско-берлинское направление! Это нас особенно радовало. И вместе с тем беспокоило: а почему мы стоим? Пора бы и нам вперед! А то, чего доброго, к Берлину не поспеем...

Бывали у нас, как говорил Володя Седых, и «минуты лирических отступлений». Оборона есть оборона. Это не наступление, когда все время в движении, дух перевести некогда, нервы — как натянутая струна и ты все время лицом к лицу с опасностью. В обороне, что ни говори, хотя и в разведку ходили регулярно и поиски были, конечно, очень трудными, все же легче в том смысле, что потом денек на отдых давали, и вообще какой-то резерв времени оставался и для учебы, и для «лирики с юмором», без чего жить на фронте, как мне кажется, просто невозможно...

Чаще всего «на лирику» нас тянуло чудными летними вечерами, напоенными ароматом зреющих садов и пьянящим горным воздухом, когда о вовне напоминали лишь изредка доносившиеся с передовой автоматные очереди или ракеты, разноцветно чертившие небо и угасавшие где-то в бледно-золотистом свете луны. В такие вечера как-то сами собой рождались строчки частушек:

Растяну гармошку шире,

А девчата подпоют,

Пусть узнают во всем мире,

Как разведчики живут.

Не помню уже, откуда появилась старенькая, с поржавевшими клавишами гармошка, на которой я как мог аккомпанировал, а иногда под настроение исполнял «Рязанские страдания»... Был еще у нас патефон с единственной пластинкой — «Румба». Крутили ее бесконечно, а танцевали кому что нравилось и что умели, даже вальсировать умудрялись, взбивая сапогами тучи пыли. Ну а если в нашем кругу вдруг появлялась какая-нибудь дивчина — свободная от дежурства связистка или санинструктор, или сестричка из медсанбата, — то тогда и вовсе наступал сплошной праздник!..

Заводилами таких вечеров были всегда Шеховцов и Тилинин, неутомимые весельчаки и юмористы, так и сыпавшие всякими шутками-прибаутками да анекдотами, злыми сатирическими куплетами, высмеивавшими Гитлера и фашистов.

Ну а когда спать ложились, долго балагурили. Чаще всего вспоминали довоенную жизнь, счастливее и прекраснее которой, как нам тогда казалось, и быть не могло. Вспоминали родных и близких, рассказывали о мечтах и планах, сбыться которым помешала война, вслух представляли, какая жизнь настанет потом, после войны, после Победы.

Я часто оставался с разведчиками на ночь и в те часы душевных откровений внимательно слушал, познавая прошлое своих подчиненных, чаяния и помыслы этих славных, замечательных ребят, большинство из которых были моими сверстниками. Но не всегда удавалось только слушать — нередко разведчики, особенно молодые, просили что-либо рассказать о себе. Я замечал, что парни, пришедшие в армию в конце 43-го и в 44-м годах, очень интересовались боями под Москвой и Сталинградом, на Курской дуге, при форсировании Днепра. Расспрашивали до мелочей, словно хотели постигнуть все, что мы тогда пережили, хотя бы мысленно пройти тот трудный огненный путь, перенять у нас хотя бы частичку фронтового опыта.

* * *

В первой половине августа 1944 года меня приняли в члены ВКП(б) и вскоре, спустя, наверное, неделю, вызвали в политотдел дивизии для вручения партийного билета. Наконец-то свершилась мечта! Мой кандидатский стаж явно затянулся, и хотя были на то объективные причины: то лечение в госпитале, то бои в тылу противника в районе высоты 610, то учения, сборы, регулярные поиски, я все же беспокоился, думая о том, что обо мне или забыли, или считают, что испытательный срок не выдерживаю, как положено... Когда выпадали свободные от разведки ночи, я нередко перебирал в памяти день за днем, начиная с того, студеного декабрьского дня 1943 года, когда получил кандидатскую карточку, и судом своей совести оценивал каждый свой поступок, каждый бой, в котором участвовал.

Одним из первых взял слово замполит полка Аким Федорович Тутов. Он сказал, что полковые разведчики выполняют свои задачи, что кандидат в члены партии старший лейтенант Зайцев умело ими руководит, сам возглавляет наиболее трудные поиски, проявляя мастерство, отвагу и мужество.

Проголосовали за меня единогласно.

И вот я, при всех боевых наградах, в праздничном настроении, прибыл на верном своем коне Карько в штаб дивизии.

Для получения партийных билетов собралась целая группа бойцов и командиров, но начальник политотдела Павел Петрович Лебедев вручал документы каждому в отдельности, с каждым душевно беседовал, тепло поздравлял, каждого напутствовал добрыми пожеланиями. От него я вышел окрыленный и бесконечно счастливый, то и дело нащупывая в левом нагрудном кармане заветную книжечку. Из политотдела направился к майору М. Ф. Череднику. Такой он порядок завел: кто из командиров-разведчиков по каким-либо причинам окажется в штабе дивизии, непременно должен был зайти в разведотделение.

— Что это ты такой сияющий? — спросил у меня М. Ф. Чередник не без удивления. — Немецкого генерала взял в плен?

Вместо ответа я с гордостью показал партийный билет.

— Молодец! — сказал майор, светясь своей доброй улыбкой сквозь пышные усы. — Поздравляю! Теперь оправдывай доверие. Большой работой оправдывай!

— Есть! — сказал я привычно, а майор перешел к делу, задав мне несколько вопросов о последнем поиске и его результатах.

В заключение сказал:

— Когда пойдем в наступление, организуя разведку, помни не только полковые задачи, но и задачу дивизии.