Ехезкель Котик - Мои воспоминания. Часть 2

И при наличии такого дяди, такой, как я, шлимазл - должен к нему ехать.

А что ещё было делать? Другого выхода не было.

Уехать из Киева, однако, оказалось так трудно, так трудно, было так много душевных друзей, хороших, близких людей, с которыми я сжился. А тут - возьми и брось всё и езжай на поиски заработка к незнакомому богатому родичу.

Кто знает, как он меня примет? Кто знает, найдётся ли для меня занятие?

Ехать мне, однако, приходится: оставаться - просто пахнет голодом. И я сажусь на пароход, идущий через Днепр, и - марш в Харьков.

Всю дорогу я был мрачен и задумчив. Сердце болело по Киеву. На пароходе было тесно. Здесь еврей, там еврей. Говорят, смеются, шутят. Но я молчал.

Я часто думал о том, что родители мои жили лучше. Сидели на одном месте, воспитывали детей, жили спокойно, не мотались, не скитались, не знали тяжёлых переживаний, переполнявших моё сердце на пароходе.

Я себя так измучил мыслями, что не различал все эти сутки, еду ли я на пароходе или сижу где-то дома. Я, к тому же, не ел.

В Харьков я, однако, прибыл. Это было в теша-бе-ав днём. Поехал сразу к Фриду и сразу попал на похороны: умер бухгалтер - хороша встреча! Все были целый день озабочены и только к вечеру удалось с кем-то поговорить. У меня по спине бегали мурашки.

Мой родственник, реб Гилель Фрид. – Плохой экзамен. – Тяжёлые мысли. – Мои детские годы.– Война между "русскими" и "турками".– Я - царь.– Дырка в голове.– Оплачено. – Дела Фрида. – Поляков. –Дом Фрида. – Меня берут на работу.– Старый губернатор. – Дочь Фрида. – Филантроп. – Лифшиц. – История с письмом.

Как сказано, увидеться со своим родичем я смог только к вечеру, после похорон. Ему уже дали знать, что приехал гость - молодой родственник.

Он вошёл в комнату, поздоровался и спросил, как было принято, кто я такой. Когда я ему сказал, кто я такой, он мне ещё раз дружески пожал руку и тут же прозвучал прямой и резкий вопрос: что я делаю в Харькове.

Я ему рассказал о своих бедах и скитаниях, о том, что до сих пор не устроен. Был арендатором, продавцом, даже меламедом, и всё никак не добьюсь толка. Есть жена и дети - пусть будут здоровы - но карманы пусты. Нуждаюсь в должности. Не мог бы я её получить у него? Нет ли у него для меня какого-нибудь места?

"Место?" - Потянул носом мой родич. - Вот только что умер мой бухгалтер. Получал две тысячи рублей в год. Не хотите ли на это место?"

В последних его словах я почувствовал иронию.

"Я - не бухгалтер"

"А что же вы умеете?" - бросил он на меня острый взгляд.

Я не знал, что ответить.

Он продолжал:

"Я имею подряды на строительство железнодорожного вокзала и более тридцати приказчиков. Сидят они каждый на определённом отрезке дороги. Но вы во всём этом деле явно новичок. Мне подходит холостой человек. Начав со скромной должности и проработав что-то около года, он, имея способности, постепенно продвигается вверх. Но человек с женой и детьми и при этом незнакомый с моими делами - на что он мне годится?"

Фрид явно был прав. Действительно - на что я ему гожусь?

Видя, что я сижу совсем убитый, он меня позвал к чаю.

Вечером пришли по делу разные люди. Он со всеми говорил, в квартире стоял шум, как всегда у больших дельцов.

Ах, как мне знаком этот шум!

Покончив с делами, Фрид меня пригласил к себе в кабинет. Мы там долго беседовали. Под конец он мне сказал, чтобы я не огорчался, не грустил - может, он попозже найдёт для меня какую-то работу. Родные жены захватили все места.

У губернатора в доме предстоит большой ремонт. Может там мне найдётся работа.

"А пока - живите у нас и развлекайтесь".

Фрид меня вроде бы успокоил, но перед сном в постели меня одолели тяжёлые мысли. Что за работа может быть для меня у Фрида? Ну - проболтаюсь я два месяца у губернатора - что дальше? Дальше - зима, а зимой у него - никакой работы, и платить он не платит, и что тогда будет со мной? Что я буду делать? Сидеть у него и есть?

И мне думалось в большой богатой комнате, где я лежал и не мог заснуть, что я дошёл до берега, до большого пустынного берега, где найду свой конец.

Мне стало страшно одиноко, и невольно вспомнились разные моменты моей юности - светлые, радостные, беззаботные, когда сердце не знало забот о заработке. Вот - праздник Лаг-ба-омер [49] "Лаг" - т.е., ламед-гимель - в буквенном выражении, принятом в еврейской традиции, означает число 33. Лаг ба-омер, сопровождавшийся в древности благодарственными приношениями в Храме первых созревших снопов, отмечается на 33-й день омера, периода между праздниками Песах и Шавуот, продолжающегося 7 недель. , я устроил войну между мальчиками. Всполошил весь город. Каждый мальчик явился на войну с железной сабелькой, которые я заказал у жестянщика по тридцать три копейки за штуку, а для себя. - особенную сабельку, за шестьдесят копеек. Мальчики разделились на два враждебных народа, на два лагеря, на два царства, Турцию и Россию. Меня короновали русским царём, в моей армии было тридцать три мальчиков, по числу "Лаг"; то же и у "турок". Оба военных лагеря пошли в горы, за версту от Каменца. Там я со своей армией захватил одну гору; "турецкий царь" Авреймеле, сын Лейбы Поляковича, встал со своим войском на другой горе и гордо взирал на наш лагерь.

Потом сбежали в долину. Биться, не дай Бог, друг с другом, в наши стратегические цели не входило. Цель была - только быстро взбежать из долины обратно на гору, и чьё войско это сделает быстрей -тот победит

Скажу не хвастая, что моё войско достигло вершины первым. Но "турецкий царь" не хотел этого признавать и кричал, что я его обманул: взобрался не на такую высокую гору, как он - и только поэтому оказался там раньше.

Понятно, что мы это восприняли со стороны турок как оскорбление, и начиналась война. Имея в своём распоряжении армию - кто будет терпеть оскорбления, и оба лагеря начали бросать друг в друга песок и землю с одной горы на другую с такой энергией и быстротой, что аж небо почернело. Но песок и земля - это такой товар, что сильно повредить не может - в крайнем случае в носы забьётся пыль.

Но плохо было, когда турецкий солдат поднял камень и лично мне сделал в голове настоящую дыру, и пошла кровь.

При виде крови солдаты обоих лагерей испугались разбежались по домам. Счастье ещё, что не напали на нас по дороге никакие шейгецы с собаками, как трагически закончилось, лаг-ба-омеровская история нашего дорогого Шолом-Алейхема [50] Рассказ "Лаг-ба-Омер" (1901). .

Отец сазу же обо всём узнал и послал записку меламеду, чтобы тот меня выпорол. Раби не заставил себя просить и тут же исполнил приговор. Это был единственный раз, когда я получил порку, наверное, за то, что захотел стать царём.

Такие-то истории я вспоминал, лёжа в чужом богатом доме, и они меня не развеселили. На душе было горько и кисло.