Ехезкель Котик - Мои воспоминания. Часть 2

Так проходили вечера.

Но мне в горло не лезла никакая радость, и любил я только игру Берты на рояле, которая навевала тоску, удивительно гармонируя с моими мрачными мыслями. При этом я изредка забывался, будто заливая себя звуками.

Если Берта не играла, я предпочитал с кем-нибудь в уголке общаться. Со мной вместе жил очень оригинальный еврей по имени Лифшиц. Своим бойким языком он был способен влезть человеку в печёнку. Однажды он написал харьковскому генерал-губернатору, знаменитому Лорис-Меликову, письмо. Он написал, что он еврей, что совсем подыхает, и просил у генерал-губернатора не более и не менее, как казённую должность, поскольку он, Лифшиц, жив только божьим соизволением, буквально не имеет, что есть.

Лорис-Меликов ему ответил, предложив явиться к нему в такое-то время и получить должность. Но, явившись в назначенное время, не был принят: Он стал ругаться и кричать на чиновника:

"Что это такое, где это слыхано, чтобы генерал-губернатор не держал слова! Так поступают только маленькие люди. Это безобразие! Его слово должно быть чистым, как дукат!

Лучше сравнения он не мог придумать.

На его крики последовал из генерал-губернаторского кабинета приказ чиновнику - арестовать его на два дня.

Понятно, что молодого человека взяли под руки и посадили.

После освобождения он стал ещё более раздражительным и накатал графу длинное письмо в еврейском стиле. Тон письма был правда спокойный, но очень возвышенный, с шутками и прибаутками, как было принято в доброе старое время. Письмо было прочитано им целой кампании студентов, среди которых был и я, и наших глазах положено в конверт, заклеено и заадресовано.

Студенты- живые, беззаботные люди, подбрасывали его вверх и хлопали по плечам.

Через несколько дней явился офицер с бумагой от генерал-губернатора. Я в это время сидел у Лифшица в комнате. В письме объявлялось, в ответ на его письмо граф шлёт сто рублей, но никакой должности предложить не может.

Лифшиц его вежливо поблагодарил, а денег не взял. Последнее особенно растрогало офицера.

"Денег ты не берёшь, но прошу тебя - обратился офицер мягко к Лифшицу, - не пиши больше графу писем. С генерал-губернаторами не шутят".

"Да нет уж - больше писать не буду", - обещал ему Лифшиц, и сдержал слово.

История эта, как хороший анекдот, была очень популярна среди моих тогдашних знакомых, и Лифшиц не без гордости иногда говорил:

"Можно быть евреем и влезть в глотку самому генерал-губернатору".

Однако большой вопрос - захотел ли бы он нынче что-то в этом роде сделать. Нынче такой Лифшиц, при такой своей энергии, скорее уехал бы в Америку.

Ремесленное училище.– Его открытие.– История с дверцами. – Неприятности от Гнодмана. – Новый управляющий.– Я не выдерживаю. – Снова скитания.

Фрид закончил строительство ремесленного училища, на которое Поляков ассигновал двести тысяч рублей, и генерал-губернатор с комиссией инженеров осмотрел здание. Здание ему понравилось и он благодарил Фрида

Мой родич доложил для этой цели из своих денег. Подрядчик с такого подряда мог бы взять несколько сот тысяч рублей, а Фрид ещё доложил пять тысяч.

Открытие училища было отмечено очень торжественно. Присутствовал граф Лорис-Меликов с губернатором, митрополитом и прочими высокопоставленными лицами

За вином генерал-губернатор предложил тост за здоровье царя, потом - за большого филантропа Шмуэля Полякова, а ещё - за подрядчика, вложившего много энергии и сил в строительство, щедро доложив приличную сумму денег. Открытие прошло блестяще, и Фрид был счастлив.

Мне, однако, было довольно грустно, и жизнь моя мне представлялась серой. От Гнодмана меня, как и раньше, швыряло то в жар, то в холод, и приходилось молчать.

Был я однажды на работе. Ремонтировали дом начальника дистанции. Потребовалось десять печных дверец и прочее оборудование, и я это должен был купить. От конторы при мне было письмо к владельцу магазина металлоизделий в Харькове, где покупали товара на шестьдесят-семьдесят тысяч рублей в год.

Мы работали за городом, я попросил запрячь лошадь и отправился в город за этими необходимыми вещами. Было около часу. Приехал в магазин металлоизделий и увидел на всех дверях замки. Я не знал, что в обеденное время магазин закрыт, и решил, что продавец обанкротился. Почему я так решил - это вопрос для тех, кто хотел бы надо мной посмеяться.

Но рабочие ведь ждут дверцы. Что делать?

Стоили дверцы всего девяносто пять рублей, а у меня с собой была как раз сотня. Иду в другой магазин и покупаю всё, что надо, за наличные. Вместо девяноста пяти получаю тот же товар за шестьдесят два рубля. Расплачиваюсь и возвращаюсь очень довольный - сэкономил для хозяина тридцать три рубля! Радость моя всё росла, и у меня было чувство, будто я открыл Америку.

Сейчас я укажу Фриду на непорядок в его магазинах. Где это слыхано, чтобы в магазине, где покупают на семьдесят тысяч в год, брали за товар ценой в шестьдесят два рубля целых тридцать три рубля лишних! Это ведь настоящий грабёж!

Принёс дверцы, показал их Гнобману и не без гордости говорю:

"Хорошо, что у меня с собой были наличные. Теперь я вижу, как наш поставщик завышает цены. Он нас просто разоряет!"

Сказал и жду, чтобы "милый" Гнодман изволил взглянуть и заодно похвалить меня за моё старание, за моё открытие.

Но я глубоко и горько ошибся в своих расчётах.

Вместо восторгов и похвал у Гнодмана злобно налились кровью и выкатились глаза, покраснела шея, и, как кипящий горшок, и он разразился:

"Что значит - платить наличными! Кто вас об этом просил? Кто велел? Откуда вы, шлимазл, знаете, что переплачиваете? Что, скажите, значит - переплачивать и что значит - не переплачивать? Шлимазл, нудник! Езжайте домой!

И разразился потоком глумливых и мерзких слов, так что я не мог сдержаться и - расплакался.

От такой страшной ошибки сердце сразу лишается радости, наполняясь горем и слезами.

Я был страшно убит и вечером рассказал Фриду и его жене всю историю и об издевательствах, которыми наградил меня Гнодман за мои старания.

"Не терзай своего сердца, - отозвалась жена Фрида,- видишь, что у меня на носу? - У неё на носу было что-то красное. - Я это получила на той неделе от Гнодмана. Что-то сказала о заключённом с ним контракте, и он чем-то бросил мне в нос. Приходится терпеть, - прибавила она тихо. - у него золотые руки".

Но в конце концов он сильно надоел. Золотых рук, как видно, оказалось недостаточно. И через несколько недель после этой истории Фрид в Петербурге и присмотрел одного человека, подходящего ему в качестве управляющего.

Фрид его тайно привёз в Харьков. Высокого роста, очень красивый человек лет пятидесяти, с большой чёрной бородой с проседью. Походка, каждое движение - залюбуешься.