Ехезкель Котик - Мои Воспоминания. Часть 1

И этот традиционный «разговор» с ревизором проводился, как сказано, дедом, даже при другом сборщике. Были даже времена, когда он, сердясь на город, отказывался от этой работы, но в конце концов уступал. Не оставлять же город тонуть.

Новый сборщик с новым писарем взяли к себе все книги, бумаги и печать и начали работать. Сборщик созвал депутатов, то есть тех из городской знати, кто был выбран вести городские дела – и устроил заседание. Прежде всего взялись просматривать реестр налогов – только с богатых. С народа дед не брал ничего. Решено было начать брать с представителей среднего и бедного классов, а важным хозяевам сделать облегчение. Стали слать требования об уплате налога беднякам, ремесленникам, не пропустив ни одного бедняка. Снова в городе поднялся шум. Стали бегать ежедневно в общинный дом, кричать и скандалить; и женщины приходили с плачем и проклятьями: что это – у них нет хлеба, и разве мало здесь богачей, которые могут платить! Всё кипело.

Но ничего не помогало. Наоборот – стали вытаскивать добро бедных людей: сковородки, подсвечники, посуду и т.п. домашние вещи, и крик стоял до неба. Пока не приехал асессор и не арестовал нескольких нищих (у асессора было два сарая – один служил для лошадей, а второй был чем-то вроде арестной избы). Стало тихо. Бедняки покряхтели и скрипя зубами заплатили. Понятно, что богачи и хозяева были довольны новым сборщиком.

Но хорошая жизнь богачей со сборщиком продолжалась недолго. Они захотели совсем его оттеснить. Они ведь богатые и знатные, так почему бы ему не быть просто инструментом в их руках, чтобы он с ними во всём соглашался. Понятно, что сборщик, как бы он ни был слаб, не хотел, чтобы его совсем проглотили. И не было такого собрания, на котором бы не шла борьба. Все всегда рвали и метали. И асессор, который обо всём знал, написал исправнику о том, что происходит – что постоянно идёт война.

Кончилось тем, что городская верхушка разделилась на два лагеря: на тех, кто считал, что не надо брать с бедных, и на тех, кто считал, что надо брать. Каждый старался своему лагерю помочь, и поэтому в городе разгорелся грандиозный спор, что-то вроде войны.

Спор этот разгорался всё сильнее, и тут явился исправник. Арестовали троих из городской знати и пятерых из низов, отправили в Бриск, где они просидели месяц. В городе стало спокойней – если не на самом деле, то хотя бы с виду.

Исправник сменился, уехал в Слонимский уезд, а тамошний приехал в Бриск. Понятно, что один другого предупредил, что собой представляют городские евреи, а также помещики. Брисксий исправник, естественно, отзывался плохо о каменецких евреях, а про Арон-Лейзера сказал, что это еврей, который знает дело, и поэтому, когда новый исправник явился в первый раз в Каменец, он прежде всего велел позвать сборщика и городскую знать, прочёл им мораль и сказал, что предыдущий исправник отзывался о них плохо. Он также послал за Арон-Лейзером и предложил ему должность сборщика. Дед заупрямился и отказался. Исправник ему тогда заметил:

«Будешь в Бриске, зайди ко мне».

В то же время состоялись новые выборы нового сборщика с депутатами. Выбрали некоего А.Б. Новый сборщик, человек более энергичный, сначала вёл себя с городской верхушкой мирно. Но не прошло и полугода, как начались споры. Всё та же песня. И когда дошло до набора, когда надо было сдавать в солдаты, тут разгорелся настоящий пожар. Взяли одного портного с тремя маленькими детьми, а тогдашняя служба была двадцать пять лет. Понятно, какое это было несчастье для человека с детьми. Поднялся большой гвалт, в общинном доме выбили все стёкла, надавали оплеух сборщику и депутатам. Разразилась страшная драка, и асессор тут же послал письмо с нарочным исправнику, чтобы тот приехал. Исправник приехал, составил протокол на тридцать человек, самых богатых людей в городе, и их арестовал. Он их всех собирался отправить в Бриск и при этом угрожал, что если они откажутся назначит Арон-Лейзера сборщиком, то он передаст управление городом асессору и его помощнику.

Исправника просили подождать один день, чтобы устроить большое собрание и тогда решить. На собрании, после больших криков решили, что с тех пор, как Арон-Лейзер оставил должность, город стал, как лодка без вёсел и ни в чём нет толка. Бет-ха-мидраш и – не рядом будь помянута – баня совсем запущены. Люди живут и работают в постоянных баталиях, а Арон-Лейзер – хороший хозяин, при нём не будут враждующих друг с другом лагерей. Он, кстати, в хороших отношениях с исправником, что, конечно, важно.

Исправник получил ответ, что они хотят Арон-Лейзера.

«Ну так идите и попросите его, велел им исправник, - потому что он не хочет».

Городская верхушка, важные хозяева во главе с раввином, явились просить Арон-Лейзера, чтобы он взял обратно вожжи в свои руки. Тот не соглашался. И лишь после того, как исправник пригрозил передать управление городом асессору и взять одного из членов семьи деда в солдаты, ему пришлось подчиниться. Посовещался ночью со своей Бейле-Рашей и между ними было решено, что он должен вернуться на должность сборщика.

«Но только я знаю, - посетовала она, - что это – Божье наказание».

Он велел бросить жребий, и был выбран единогласно. Так он снова стал сборщиком. Сразу же послал за тем же писарем в Бриск, где тот занимался частной адвокатурой. Жена его и дети жили в Каменце. Дед снова стал вести городские дела твёрдой рукой, как прежде, всё шло, как следует, и город успокоился.

Как привычный к власти человек, он продолжал управлять, как раньше, в бытность помесячным старостой, о чём город уже давно забыл. Лишь для вида он приглашал иногда верхушку города на собрания. Сидели и молчали, боялись рот открыть, сказать что-то против. Просто боялись его ума, его власти. Все, к тому же, знали, что никаких денег он с города не берёт, что достаточно зарабатывает своими делами, что для него никакой роли деньги не играют, что вообще на него можно положиться – если он что-то скажет, то так и сделает.

У деда уже были такие люди, которые докладывали ему обо всём, что говорят в городе. И если кто-то выражал о нём плохое мнение, то попадал в «чёрный список» и должен был платить вдесятеро больше налогов, чем прежде, а преданные ему люди, то есть его настоящие друзья, были почти свободны ото всех городских выплат и от военной службы.

Дел с помещиками он не забрасывал, а городские дела вёл писарь. Так прошло несколько лет почти без столкновений.

Я уже сказал, что Арон-Лейзер жил широко. Имея прибыль от коробочного сбора, он получал мясо даром. Готовясь справить свадьбу дочери, он послал во все окрестные города сообщить в синагогах, чтобы все бедняки пришли к нему в Каменец на пир в честь свадьбы дочери, и три дня продолжались пиры. Он закалывал быков, и бедняки съели целую гору мяса.